ь лет я приехал туда оперуполномоченным КГБ и, 
движимый искренними ностальгическими чувствами, хотел было с ними повспоминать 
молодость, пропустить рюмочку – другую. Прослышав, что их разыскивают органы, 
тридцатилетние мужики с перепугу чесанули в соседнюю область.




Глава 6. Несколько слов о спецпереселенцах


В 1980-м году, работая в Кировском райотделении КГБ, я запросил из Краснодара 
литерные дела на некоторых спецпереселенцев-греков, высланных из Крыма в наш 
район. Пожелтевшие страницы, с точки зрения современной юриспруденции, можно 
было бы читать как сборник анекдотов, если бы за ними не стояли трагедии 
отдельных семей и целых народов: сержант НКВД (это звание в ту пору 
соответствовало армейскому майору) четким, каллиграфическим почерком выводил 
протокол допроса арестованных:

Вопрос:

– Подсудимый Топуриди (Гелекелиди, Попандопуло, Христопуло и т. д.), признаете 
ли себя членом антисоветской, националистической, империалистической, 
шпионско-террористической организации?

Ответ:

– Да, я признаю себя членом антисоветской, националистической, 
империалистической, шпионско-террористической организации.

Вопрос:

– Расскажите, чем Вы занимались в антисоветской, националистической, 
империалистической, шпионско-террористической организации?

Ответ:

– Я занимался тем, что вербовал новых членов.

Вопрос:

– Каким образом вербовали новых членов?

Ответ:

– Я говорил в своем окружении, что неплохо было бы вступить в антисоветскую, 
националистическую, империалистическую, шпионско-террористическую организацию…

Далее в дело подшито постановление суда «тройки»: таких-то расстрелять, 
таких-то выслать. Прилагается справка о приведении приговора в исполнение, 
заверенная тюремным врачом. В конверте – документы казненных…




Глава 7. Отцовская порка


Но вернемся к детским воспоминаниям. На окраине села был красивый луг, 
окруженный со всех сторон быстрыми, прозрачными речушками. Вся наша одежда 
состояла из сатиновых трусов. Мозоли на ступнях становились такими плотными, 
что можно было безбоязненно бегать по колючкам. Питались в течение дня чем бог 
послал, а времена в конце пятидесятых были суровые и не слишком сытные. По 
стране бродило много нищих и калек, свирепствовала преступность. Довольно часто,
 затаив дыхание, мы внимали на лугу леденящим душу воровским откровениям 
разрисованных татуировками взрослых.

Иногда в колхозный клуб приезжала кинопередвижка. На окнах клуба штор не было и 
кино начиналось с наступлением темноты. Киноаппарат был один, его ставили в 
середине зала. Электричество еще не было проведено, и на улице заводили движок. 
После каждой части включался свет, и пока заряжали новую бобину, взрослые 
выходили покурить. Мелюзга проникала в зал обычно с началом второй части. 
Бывало, в движке кончалось горючее и тогда киномеханик объявлял, что можно 
будет досмотреть фильм завтра. Сеанс заканчивался заполночь. Люди расходились 
гурьбой по темным улицам. Идти со взрослыми было не страшно, но в конце концов 
я оставался один. Представьте себе шестилетнего ребенка, бредущего по вымершей 
улице, которому каждый кустик мерещится страшным чудищем! До 12–13 лет мучили 
ночные кошмары на эту тему, пока не научился управлять своими сновидениями. На 
стук открывала дверь мама, и я, продрогший и смертельно уставший, как есть 
чумазый, нырял под теплый бок кого-нибудь из старших братьев.

Утром отец, пощупав м