Но другие крестьяне, ранее прибежавшие к нам, его односельчане,                
да и вооруженные повстанцы кричали на него, обзывая его глупым и                
требуя кулаков в свое распоряжение. Они взяли этих кулаков и тут                
же отрубили им всем головы.

 Тяжелая эта была картина -- уничтожение жизней разнуздавшихся в                
борьбе с революцией кулаков. Но уничтожение это было необходимо                
хотя бы уже потому, что не только мы, передовые застрельщики бунта              
  и революции, перестали видеть у врагов революции какое бы то ни               
 было идейное побуждение в борьбе с нею и начали их тем сильнее ненавидеть,     
           но перестала видеть в них идейных врагов и широкая масса украинских  
              тружеников. Их и масса начала ненавидеть так же, как ненавидел их 
               каждый из нас за их гнусные преступления против народа и против  
              всего лучшего, к чему трудовая масса стремилась.

 Скоро собрался весь наш отряд и мы тронулись в путь на Комарь.                
В последнем разогнали гетманскую варту и созвали все население на               
 митинг. Я и товарищ Марченко выступили на этом митинге. Осветили               
 населению нападение буржуазии и немецко-австрийских войск на село              
  Дибривки и все то, что нападавшие учинили над населением этого села           
     и самим селом. Потом обратились к трудовой части населения села            
    Комарь с призывом передавать по всему Комарскому району об учиненных        
        над дибривскими крестьянами злодеяниях и восставать с оружием в         
       руках повсеместно против буржуазии и ее защитников -- 
немецко-австрийских                экспедиционных армий.

 В селе Комарь к отряду сразу же присоединилось несколько человек               
 греческой крестьянской молодежи на своих лошадях.

 Отсюда мы направились на татарское село Богатырь и провели в нем               
 большой митинг. Потом повернули на Большой Янисель (тоже греческое             
   село) и Времьевку. И всюду, неся смерть гетманской варте и разрушение        
        ее учреждениям, а также разгоняя немецко-австрийские карательные        
        воинские части и уничтожая их штабы, мы проводили митинги, призывая     
           крестьян, рабочих и трудовую интеллигенцию не сидеть молча и сложа   
             руки под гнетом гетманщины, а решительно выступать самим и 
призывать                других к выступлению против нее, беспощадно вырывая и 
уничтожая                на этом пути все, что от нее исходит против революции 
и что немецко-австрийские                штыки вколачивают в нашу трудовую 
жизнь.

 Времьевские крестьяне готовы были в тот же день к открытому выступлению        
        вместе с нами. Но не было достаточно оружия. Тогда они, не считаясь     
           с завтрашним днем -- с тем, что будет им завтра, когда мы оставим    
            их село и выедем далее, -- предложили нам вмешаться в их дела с     
           кулаками, отобравшими у них при помощи немецко-австрийских войск     
           завоеванные революцией и превращенные в общественное достояние 
мельницы                и маслобойни, где теперь сымалась с крестьян большая 
плата за помолы                и выделывание масла.

 Мы тогда отдельно созвали богатеев и кулаков и предложили им отказаться        
        от мельниц и маслобоен в пользу всего общества, став равными и 
свободными                членами его.

 В результате серьезных и спокойных наших бесед выяснилось, что                
положение с этими предприятиями таково, что если хозяева и откажутся            
    от них в пользу общества, то все равно общество ими пользоваться            
    не будет. Гетмано-немецко-австрийские власти скорее их закроют,             
   чем допустят, чтобы в конкретной общественной жизни крестьянства             
   на местах торжествовали принципы революции.

 Повстанческая масса, даже ряд командиров, в особенности беднота                
села Времьевки, настаивала на том, чтобы взорвать и сжечь эти общественные      
          предприятия.

 -- Раз, -- говорили крестьяне, -- власть немцев и гетмана отобрала             
   эти предприятия от всего общества, которое завладело ими по праву            
    завоеваний революции, и передала их опять богатеям с угрозой, что           
     если они откажутся от них в пользу общества, то она их опечатает           
     и закроет, то пусть же их не будет совсем в нашем селе. Прогоним           
     власть, тогда построим новые.

 Такое намерение крестьян и повстанцев меня несколько встревожило.              
  Я пошел снова на собрание, на общий сход крестьян. И на сей раз               
 мы сообща решили установить временно, до изгнания буржуазии и ее               
 власти, минимальную плату за помолы и выделывание масла, оставив               
 эти предприятия в ведении их "хозяев". Одновременно мы                
поставили богатеям, хозяевам их, на вид, что если они с этим постановлением     
           тружеников не примирятся и, чтобы нарушить его, обратятся за силой