на Украине царства гетманщины, возвратившей помещикам отобранные  
              у крестьян силою оружия землю и инвентарь, он все это принял и 
живет                опять по-барски, за счет батраков.

 Пока разведчики выясняли через сторожей, что нам нужно было знать,             
   в имении поднялся шум. Кое-кто из преданных барину людей бросился            
    бежать, но неудачно: заставы их частью задержали; частью же перестреляли    
            уже вдогонку как проскочивших заставы и не остановившихся и не 
отозвавшихся                на оклик секреток.

 По выяснении всего того, что входило в задачу разведчиков, и после             
   случившейся неожиданности с ненужными, но по положению неизбежными           
     жертвами отряд вступил в имение и разместился в нем.

 Вступление в имение, естественно, вызвало много шуму в его дворах.

 Хозяин-барин в тревоге. Он выскочил с ружьем на крыльцо и начал                
было злобно звать к себе сторожей. Но вместо сторожей он увидел                
перед собой товарища Исидора Лютого, Щуся и меня. Я ему сказал:

 -- Не волнуйтесь и напрасно не кричите. Сторожа ваши указывают                
нашим солдатам сараи, в которых можно было бы разместить лошадей.

 Барин отвел свое ружье в сторону и, не спросив, кто мы, произнес:

 -- А, милости просим, господин начальник, в дом!

 Исидор Лютый и Щусь расступились и дали мне дорогу вперед. Мы пошли            
    за барином в дом. Не успели войти в залу, как он, "барин-то                
наш", кричит жене, детям и горничным:

 -- Ложитесь и спите спокойно. Это -- свои люди.

 И, повернувшись к нам, спрашивает:

 -- Правда, я не ошибаюсь, вы -- военные, свои люди, вероятно, из               
 Александровска или из Мариуполя?

 -- Нет, нет! Мы из Екатеринослава, державная варта, -- поспешил                
ответить ему товарищ Щусь.

 -- Тем лучше. Мы имеем честь видеть в своем доме высшее начальство             
   охраны государства, -- полушутя сказал Щусю барин и в то же время            
    побежал из залы в другую комнату.

 Во время отсутствия барина из залы я попросил товарища Лютого снять            
    с меня погоны и спрятать их. Когда барин вскочил к нам вторично             
   в залу, я был уже без шинели и без погон. Это его несколько смутило.         
       Но я дальше не стал уже ждать, пока он придет в себя и начнет нас        
        расспрашивать снова. Я попросил его созвать всех обитателей этого       
         дома в залу, чтобы я мог их предупредить кое о чем.

 Барин побелел, как стенка. Ноги его задрожали, и он, расставив                
руки и полукрича, вот-вот разрыдается, произнес:

 -- Так в чем же дело, господа? Вам деньги нужны? Я вам дам их сейчас,          
      только, ради бога, я вас умоляю, не убивайте меня! -- и, всхлипывая,      
          нагнув лицо в пол, стал перед нами на колени.

 Я и товарищ Щусь подскочили к нему и, схватив его за руки, подвели             
   его. Он весь дрожал и твердил:

 -- Я не шел против народа. Поверьте, что если бы не сама власть                
отобрала у народа землю и инвентарь, я сам никогда не пошел бы против           
     народа...

 И теперь он плакал, словно маленький мальчик. Товарищ Лютый, зло               
 усмехаясь над барином, над его жалкой трусостью, ни с того ни с                
сего выпалил:

 -- Батько, бросьте вы возиться с ним! Поверьте, что он с вами никогда          
      не возился бы, а поспешил бы если не убить, то дать вам сапогом           
     в лицо или прикладом по голове...

 Я несколько укоризненно взглянул на товарища Лютого, и он замолчал.

 С большим трудом я и товарищ Щусь уговорили барина перестать плакать           
     и свести всю свою семью со всеми слугами и служанками дома в залу,         
       чтобы я мог их предупредить, чтобы они не пытались убегать из имения     
           и т. д.