и т. д., я предложил всем своим близким и Щусю, и Петренко 
сделать                партизанский налет на противника сейчас же, не дожидаясь,
 пока он                начнет свое наступление на лес.

 Командиры раздвоились в своих мнениях об этом моем предложении.                
Товарищ же Щусь решительно высказался против, считая мое предложение            
    чуть ли не безумием.

 Я, помню, ответил ему, что и я лично считаю свое предложение безумием,         
       но безумием нужным и выполнимым для революционеров. И, не ожидая         
       на это ответа товарища Щуся, я тут же обратился ко всем вооруженным      
          бойцам и присутствующим возле нас крестьянам с речью, в которой       
         без всяких ораторских красот, просто, как всегда мне приходилось       
         выступать перед крестьянской массой, я подчеркнул, что некоторые       
         из товарищей колеблются совершить налет на наших убийц. Я же лично     
           считаю, что они не поняли всю ту глубину моего предложения, которая  
              лишь со стороны и лишь позже может быть понята. Я считаю, что для 
               меня, полного сил и энергии для борьбы с палачами революции, для 
               меня при сложившихся условиях лучше умереть в неравной, но 
решительной                схватке с этими палачами на глазах терзаемого ими 
трудового народа                и этой своей смертью показать народу, как 
крестьянские революционные                сыны умирают за свою и его, трудового 
народа, свободу, чем сидеть                в лесу и ожидать, пока придут 
буржуазные сынки и наемные убийцы                и уничтожат нас.

 С главными положениями речи согласились и многие крестьяне, убежавшие          
      из села в лес и группировавшиеся возле нас. Вооруженным одиночкам         
       повстанцам и товарищу Щусю ничего не оставалось больше делать, как       
         только или сейчас же подкрепить чем-либо новым свое несогласие и       
         уйти от нас, или же целиком принять мое предложение, принятое почти    
            всеми, и активно принять участие в обсуждении технических сторон    
            дела.

 Щусь был искренним и прямым борцом за народ. Он не мог отойти от               
 нас. И он в конце концов согласился на налет.

 Тогда все присутствующие вооруженные и невооруженные крестьяне                
заявили мне: "Мы с вами, товарищ Махно!"

 И вот здесь-то, на полянке Дибривского леса, я впервые от всех                
присутствующих крестьян услыхал:

 -- Отныне ты наш украинский Батько, и мы умрем вместе с тобою.                
Веди нас в село против врага!

 Нужно было быть революционером анархической ориентации, чтобы не               
 увлечься и не пасть перед тем, чем тебя по наивности, но с открытой            
    душою, честно и с глубокой верой масса тружеников награждала. Кажется,      
          я таковым был. Кажется, все мои действия подтверждают это...

 Мы, инициаторы и организаторы, быстро обменялись мыслями о том,                
кто из нас, с какими силами и с какой стороны села пойдет на этот               
 "безумный" по своей отваге налет. И я тут же дал товарищу                Щусю 
с несколькими бойцами при одном пулемете "максим"                распоряжение, 
согласно которому он должен был выполнить задачи обходного                
характера и быть в указанном месте как раз в то время, когда я,                
Каретник, Марченко и Лютый со всеми остальными бойцами атакуем наших            
    врагов.

 Глава VIII
               ДИБРИВСКИЙ БОЙ. РОЛЬ ДИБРИВСКИХ КРЕСТЬЯН В НЕМ. ПОСЛЕДСТВИЯ 
ЭТОГО                БОЯ
               Итак, налет на вступившие в село контрреволюционные войска мы 
сделаем                теми силами, которые были выбраны Каретником, Марченко и 
Лютым из                всего нашего объединенного отряда. А Щусь частью отряда 
окажет нам                помощь с совершенно неподозреваемой неприятелем 
стороны, и налет                закончится с полным успехом. Так представлял я 
себе его результаты,                не скрывая этого перед всеми бойцами в 
последнюю минуту раздела                их на две группы и прощания друг с 
другом.

 Товарищ Каретник был угрюм, но определенно соглашался с этим тоже.             
   И наконец товарищ Щусь, уходя от нас, сказал мне:

 -- А дело наше все-таки будет выиграно! Я вижу это по настроению               
 товарищей повстанцев.

 --Ваше мнение, товарищ Щусь, меня очень радует,--ответил я ему,                
и мы разошлись: товарищ Щусь в одном направлении, а я с главными                
силами в другом. В группе, шедшей со мною, было два пулемета "люйса".