За такими мыслями и разговорами со степановскими крестьянами и                
со своими друзьями и товарищами, теперь уже составлявшими отряд                
и кое в чем мне подчинявшимися, я провел всю целиком ночь и следующий           
     день. И лишь на другую ночь мы, предварительно сговорившись с крестьянами  
              деревни Марфополь, переехали в эту деревню.

 Здесь у нас было особо важное совещание, после которого я написал              
  ряд пакетов в Гуляйполе и другие волости к нашим инициативным группам         
       (которые нами понимались, как подотделы моей группы) и разослал          
      эти пакеты через нашего марфопольского курьера.

 На запрос нашей группы у гуляйпольцев, готовы ли они к открытому               
 выступлению, мы получили в тот же день ответ: "Присутствие                ваше,
 Нестор Иванович, здесь необходимо. А поэтому мы настаиваем,                
чтобы вы в эту же ночь перебрались к нам".

 Мы посоветовались между собою. Назначили Марченко и Каретника на               
 мое место в отряде. Я приготовился в ночь на 26 сентября перебраться           
     из Марфополя в Гуляйполе. Однако не успел. Нас предупредили гуляйпольская  
              варта и немецко-австрийские карательные части. Они по обыкновению 
               два-три раза в неделю делали свои дикие налеты на деревушки и 
учиняли                обыски. Искали оружие и неблагонадежного в политическом 
отношении                элемента среди крестьян. И вот как раз в этот 
последний день они                совершили налет на деревню Марфополь.

 При этом налете одна из карательных частей наскочила на наше расположение.     
           Хозяева квартиры, где находились я, Марченко и Петя Лютый с одним    
            пулеметом и прислугой к нему, растерялись. Им ведь грозила верная   
             смерть. Но ввиду того что и мы, и они об этом наперед знали, 
растерянность                хозяев нас не могла тронуть. Мы решительно и 
быстро постановили                дать должный революционный отпор наглым 
налетчикам. Поэтому спешным                делом, мало задумываясь над 
последствиями нашего решения, я приказал                (вопреки "священным 
принципам" кабинетного анархизма)                в оперативном порядке своим 
друзьям бросить верховых лошадей у их                корыт, снятые седла 
прикрыть половой, соломой и чем попало, а выхватывать                со двора 
лишь тачанку с пулеметом, на которую я сам сел, предупреждая                
первого номера пулеметчика сохранять максимум хладнокровия и действовать        
        пулеметом только тогда и так, когда и как я прикажу.

 Мои беззаветно храбрые и честные друзья бросили все, кроме карабинов           
     и патронов, в своих квартирах и, через дворы и огороды, отступали          
      вслед за мною, ехавшим, стоя на тачанке, с пулеметчиком и кучером,        
        управлявшим лошадьми.

 Человек 22--25 немцев, австрийцев и вартовых бросились за нами,                
крича "Стой!" и целясь в нас. Я крикнул кучеру:

 --Поворачивай лошадей назад и держи направление параллельно бегущим            
    негодяям!.. ГАВРЮША, ВОЗЬМИ ПРИЦЕЛ!

 Гаврюша (пулеметчик), словно присосался, прилег к пулемету. Кучер              
  же с лихорадочным волнением, но быстро повернул лошадей в указанном           
     направлении и, как бы теряясь, нервно натягивал вожжи, будто хотел         
       остановиться. Каратели-налетчики приблизились к нам уже шагов на         
       20--25, направляя дула своих карабинов прямо на нас.

 Я поднял левую руку и крикнул этим негодяям:

 -- Пан, стой, не стреляй! Мы -- милиция.

 Со стороны врагов раздался злобный ответный голос:

 -- Яка мiлiцiя?

 И они как будто перестали целиться в нашу сторону.

 Я крикнул Гаврюше: "Бей!" И сам выстрелил в сторону нападавших.                
Пулемет "максим" заговорил как бы с задержкой, но так                метко, что 
ни один из нападавших не устоял. Все упали, частью разорванные                
пулями, частью легко раненные, но притворившиеся убитыми.

 Товарищи, отступавшие в пешем порядке, быстро окружили нападавших              
  и предложили им подняться. Тех, которые позалезали в кусты и оттуда           
     отстреливались, расстреляли тут же. Нескольких раненых подобрали           
     и увели с собою. Затем бросились -- одни выхватывать своих оставшихся      
          по дворам крестьян, лошадей и седла, другие в погоню за убегавшими    
            немецко-австрийскими солдатами и гетманскими вартовыми, не 
успевшими                попасть под наш пулемет. Я лично с тремя товарищами 
кинулся к телеграфным                и телефонным столбам, ведущим к Гуляйполю,