Нашел я Введенку. Поднялся в квартиру Алексея Алексеевича Борового.            
    Позвонил. Дверь открылась, и меня встретил среднего роста интеллигентный    
            человек, красивый и хорошо, с особой четкостью, говорящий по-русски.
                Он провел меня далее в коридор и указал дверь в 
кабинет-библиотеку.

 Не успел я перешагнуть порог этой двери, Алексей Алексеевич меня               
 спросил: кого я здесь хочу видеть.

 Я ответил:

 -- Товарища Аршинова.

 Последовал ответ:

 -- Он здесь бывает два раза в неделю: по вторникам (если не ошибаюсь.          
      -- Н. М.) и пятницам.

 Тогда я попросил у Алексея Алексеевича разрешения оставить у него              
  свой чемодан, полный тамбовских белых булок, которые я, слыша, что            
    в Москве хлеба нет, привез с собою. И услышав, что чемодан можно            
    оставить, я оставил его, простился с Алексеем Алексеевичем и ушел           
     в город.

 Время подходило к обеду. Зашел неподалеку от Пушкинского бульвара              
  в ресторан. Пообедал. Обед плохой и дорого, хлеба мало. Здесь я               
 узнал, что хлеба можно достать сколько хочу, но какими-то задними              
  ходами и за большие деньги. Это меня так рассердило, что я готов              
  был поднять скандал. Однако, не будучи уверен в том, что распродажа           
     хлеба за особую цену и задними ходами не производится самим хозяином       
         ресторана вместе с большевистскими и левоэсеровскими чекистами,        
        а также имея при себе револьвер, за который чекисты в то время могли    
            даже не довести меня до Дзержинского -- расстрелять, я воздержался  
              от поднятия скандала.

 И оказалось -- был прав. Всего через пять минут по выходе из ресторана         
       я встретил бывшего своего товарища по каторге, польского социалиста,     
           некоего Козловского. В то время он был уже коммунист-большевик и     
           занимал должность участкового милицейского комиссара. Он с большой   
             радостью встретил меня. Повел меня в свой комиссариат, показал мне 
               своих сотрудников и много кое о чем говорил со мною, 
извинительно                подчеркивая мне, что, если бы не требования 
революции, он ни за                что не был бы на должности милицейского 
комиссара. Революция, дескать,                от него этого требует.

 Я изрядно посмеялся над его аргументацией, приведшей его на пост               
 палача революции. Узнал я от него трамвайную линию до Анастасьевского          
      переулка, где помещался Комиссариат внутренних дел; а возле него          
      (после разгрома московских анархистов на Малой Дмитровке) 
большевистско-левоэсеровская                власть милостиво разрешила 
московским анархистам занять себе для                нужд секретариата и 
редакции помещение-сарай, в котором до прихода                анархистов 
"упражнялись футуристы в своих футуристических занятиях",                сказал 
мне комиссар.

 Мой бывший товарищ комиссар Козловский провел меня к нужному трамваю,          
      и я простился с ним, пообещав еще встретиться. Поехал я в Федерацию       
         анархистов, надеясь встретить там и Аршинова.

 Подступ к Федерации для новичков казался прямо-таки опасным. С                
одной стороны, потому что он занят был беспрерывно шатающимися агентами         
       чеки, наблюдавшими за каждым приходящим, чуть не хватая его. С другой    
            же стороны, вид здания Федерации не внушал к себе доверия: казалось,
                здесь помещается не Федерация анархистов, а живут агенты чеки, 
охраняющие                сбоку стоящее роскошное здание, в котором находился 
Комиссариат                внутренних дел.

 Я долго стоял при входе в этот переулок со стороны Тверской, наблюдая          
      за прохожими. А затем прошел по переулку, минул дверь Федерации,          
      пошел дальше, взошел по ступеням к двери Комиссариата внутренних          
      дел. Она была заперта. Я повернул от двери, спросил чекиста, когда        
        откроется Комиссариат внутренних дел, и, получив ответ: "В              
  три часа", пошел уже прямо в Федерацию анархистов.

 В Федерации я застал многих товарищей: одни сидели за низким, широким          
      столом и что-то записывали в большие книги; другие что-то переписывали;   
             третьи перекладывали большие кипы связанной, видимо, 
нераспроданной                ежедневной газеты "Анархия".