с ними.

 Мы пошли, а власти нас арестовали и в вежливой форме заявили, что              
  мы подлежим расстрелу в военном порядке.

 Я сперва думал, что представитель власти шутит, и ответил ему:

 "Хорошо, что мы попадаем под расстрел в военном порядке, а                не 
прямо к стенке"... Но вижу, с нами не шутят. К нам приставили                
двух вооруженных преглупейших казаков, которые без всякого стеснения,           
     вслух говорят между собой, что на нас хорошая одежда и жаль только,        
        что одна из них, моя одежда, будет мала на них.

 Товарищ Васильев говорит мне: "Нужно требовать сюда председателя               
 революционного комитета. Ибо может случиться, что ему доложат, что             
   задержали из какого-то эшелона двух грабителей, а он ответит: "Расстрелять   
             их". Тогда никакие протесты не помогут. Нас сразу же сплавят..."

 Мы тут же начали требовать председателя ревкома. Но в ответ нас                
обвиняли в контрреволюции. На шум и пререкания наши со стражей приезжал         
       какой-то "революционный" чинишка, накричал на нас и на                
стражей. Последние, чтобы оправдаться, избили нас прикладами. Это               
 так вывело меня из себя, что я дал пощечину одному из стражей и                
начал кричать во весь голос: "Давайте сюда товарища председателя                
революционного комитета. Я хочу знать, что это здесь за хулиганье               
 собралось и под знаменем революции проводит свои гнусные, контрреволюционные   
             дела..."

 Крик и ругань мою услыхали во всех комнатах революционного комитета,           
     и многие представители власти выскочили к нам. Однако никто ничем          
      нам не помог. Нам пришлось еще около часу скандалить, и скандалить        
        так, что наши охранители в конце концов отошли от нас к двери и         
       раскрыли ее.

 Власти запротоколировали скандал. Через некоторое время нас вызвали            
    к председателю революционного комитета. Этот владыка нас опросил            
    и тоже грозил расстрелом, пока товарищ Васильев не заявил ему: "Вы          
      можете расстреливать нас, но сперва скажите нам, кто вы такой? Кто        
        избрал вас главой органа революционного единения?.."

 Эти мысли товарища Васильева мною были подхвачены заявлением: "Не              
  так давно, всего две недели, я оставил руководящий революционный              
  пост по защите революции. Мне лично приходилось встречать многих              
  революционеров, но я не видел у них такого хулиганства, как здесь             
   у вас". Я объяснил ему, зачем нас вызвали в революционный комитет,           
     что нам объявили и как обращались с нами представители власти и            
    их слуги казаки, которым все еще кажется, что и революция на манер          
      самодержавия держит путь через их нагайки и приклады...

 Председатель, нервничая, кусал ногти. Иногда перебивал меня. Потом             
   с извинениями попросил у меня документы.

 Я дал ему сперва мой старый документ, свидетельствовавший о том,               
 что я -- председатель Гуляйпольского районного Комитета защиты революции;      
          затем документ, свидетельствовавший о том, что я -- начальник вольных 
               батальонов революции против контрреволюции 
немецко-австро-венгерского                юнкерства и Украинской Центральной 
рады.

 Владыка наш долго держал в своих руках мои документы, а затем вдруг,           
     поднявшись со стула, сказал: "Черт подери, и на самом деле                
меня окружают какие-то дураки. Вы извините, товарищи, здесь какое-то            
    недоразумение. Я все это выясню. Вы свободны и идите в свой эшелон.         
       Я о нем имею сведения: он должен без всяких задержек двигаться по        
        своему маршруту".

 Так, перенервничав, получив по несколько ударов прикладами, переболев          
      душой и телом за четыре с лишним часа под глупым арестом, мы освободились 
               и приехали к своему эшелону, который все еще находился под 
охраной                местной власти.

 Пока мы рассказывали товарищам о происшедшем, охрана эшелона была              
  снята. Эшелон выталкивали из тупика на прямую линию с целью дать              
  ему возможность двигаться далее.

 Через час мы уже ехали по линии Северо-Кавказской железной дороги.             
   Перед нами расстилались равнины казачьих земель, частью покрытые             
   зеленью озимых и яровых хлебов, частью же кормовыми травами, в особенности   
             пыреем и целиной-травой, с отдельными, выше ее простирающимися 
мелкими,                но многочисленными кустиками серебристого ковыля.