вождем анархизма. Правы ли мы в этом или нет, но на тему его участия       
         во Всероссийском демократическом совещании в Москве мы никогда не      
          вступали в спор со своими политическими врагами...

 Итак, мы с замиранием души прислушивались к тому, что скажет Петр              
  Алексеевич. Мы не теряли веры, что он останется навсегда близким,             
   дорогим нашим стариком, но момент революции зовет нас в свою сторону.        
        В силу ряда причин чисто искусственного характера в революции 
замечается                застой. На нее надевается петля всеми политическими 
партиями, участвующими                во Временном правительстве. А ведь они, 
все эти партии, шаг за шагом                все прочнее и решительнее приходят 
в себя и становятся грозной силой                контрреволюции...

 Может ли наша группа теперь, после семимесячного наблюдения за                
нашим движением по городам, сомневаться в том, что многочисленные               
 деятели его не знают своей роли и этим угнетают движение, не дают              
  ему высвободиться из традиционных форм дезорганизованности и превратиться     
           из группового в массовое движение? Конечно, нет! Поэтому группа      
          взялась с еще большей энергией за точное определение неразрешенных    
            нашим анархическим движением вопросов, как, например, вопрос о 
согласовании                деятельности групп между собой в развертывающихся 
событиях. Он смело                и полностью не был сформулирован ни одной 
федерацией анархистов                в русской Февральской революции, хотя 
каждая федерация и выпускала                свои декларации и намечала новые 
положения для своей деятельности.

 Так, мечась в своем стремлении отыскать то большое, что она могла              
  найти в трудах по анархизму Бакунина, Кропоткина и Малатесты, группа          
      пришла к тому, что мы, крестьянская группа анархистов-коммунистов         
       в Гуляйполе, не можем ни подражать нашему движению в городах, ни         
       прислушиваться к его голосу. Мы самостоятельно должны разобраться        
        в этом тревожном моменте революции и самостоятельно помочь подневольной 
               деревне правильно ориентироваться в ней, чтобы политические 
партии                не пошатнули в ней веры, что именно она, а не партии со 
своим правительством                явится прямым творцом революции в деревне и 
что от нее самой зависит                видоизменить характер и темп течения 
этой революции. И группа растворилась                среди тружеников 
подневольной деревни, оставив лишь инициативное                и посредническое 
бюро; и словом, и делом она помогала трудящейся                массе 
разобраться в моменте и придать своей борьбе большую решительность...

 Так мы подошли к дням, когда наша тоска и боль о тревожном моменте             
   революции оправдались целиком. Пришли вести от самого Временного             
   правительства и от Совета рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих       
         депутатов из Петрограда, что главнокомандующий внешним фронтом генерал 
               Корнилов снял верные ему дивизии войск с фронта и движется на 
Петроград                с целью ликвидации революции и ее завоеваний.

 То было 29 августа 1917 года. К нам в Гуляйполе приехала анархистка            
    из Александровска М. Никифорова и проводила крестьянский митинг             
   под моим предводительством. Рассыльный телеграмм подал мне пакетик,          
      в котором я прочел эту весть о движении генерала Корнилова. Я остановил   
             оратора и произнес коротенькую речь о совершающейся казни над 
революцией,                а затем прочел две телеграммы правительства и 
Всероссийского Исполнительного                Комитета Совета рабочих, 
крестьянских, солдатских и казачьих депутатов.

 Весть эта произвела тяжелое впечатление на присутствующих на митинге           
     крестьян и рабочих. Волнение, видно, было, и крестьяне и рабочие           
     подавляли в себе, но кто-то крикнул из толпы: "Там льется уже              
  кровь наших братьев, а здесь контрреволюционеры свободно расхаживают          
      среди нас и смеются!" -- и указано было на стоявшего среди                
крестьян и рабочих бывшего гуляй-польского полицейского пристава                
Иванова. Анархистка Никифорова соскочила с трибуны и арестовала                
его. В толпе шум и ругательства по его адресу.

 Но я подскочил к Никифоровой и к Иванову, окруженным уже рядом                
товарищей из группы и Крестьянского совета, и настоял, чтобы сейчас             
   же пристава отпустили, попросил его не волноваться, так как его              
  никто не тронет, и тут же взобрался снова на трибуну и сказал крестьянам      
          и рабочим, что наша борьба по защите революции должна начаться не     
           с убийства бывших приставов, которые, как, например, Иванов, сдались 
               без сопротивления в первые дни революции и не скрываются. За 
ними                -- самое большое -- мы можем только наблюдать. Наша борьба 
должна                выразиться в более серьезном; в чем именно, я воздержусь 
сейчас                говорить, так как спешу на заседание Крестьянского совета 
вместе                с рабочими и группой анархо-коммунистов, но после него 
обещаю сейчас                же прийти сюда в сад и объяснить свою мысль...

 Когда я пришел в совет, все были в сборе. Мы открыли заседание,