| |
Екатеринославщину и Таврию. Ежедневно принимал ожесточенные бои - с
одной стороны с пехотными частями коммунистов-большевиков, которые шли
по нашим следам, а с другой стороны - со второй конной армией,
специально брошенной против меня большевистским командованием. Конечно,
ты нашу конницу знаешь, - против нее большевистская, без пехоты и
автоброневиков никогда не устаивала. И я, правда, с большими потерями,
но удачно расчищал перед собою путь, не меняя своего маршрута. Наша
армия каждым днем доказывала, что она есть подлинно-народная революционная
армия, - по создавшимся внешним условиям она логически должна была бы таять,
а она росла и людьми, и богатым военным снаряжением.
На пути этого направления в одном из серьезных боев наш особый полк
(кавалерийский) потерял убитыми более 30-ти человек., на половину из них
командиры. В числе последних наги милый славный друг, юноша по возрасту,
старик и герой в боях, командир этого полка Гаврюша Троян. Пуля сразила
его наповал. С ним же рядом Аполлон и много других славных и верных
товарищей умерло.
Не доходя до Гуляй-Поля мы встретились с большими свежими нашими силами
под командой Бровы и Пархоменко. Затем на нашу сторону перешла 1-ая
бригада 4-ой дивизии конной армии Буденного во главе с самим бригадным
Маслаком. Борьба с властью и произволом большевиков разразилась еще
ожесточеннее.
В первых числах марта Брова и Маслак были выделены мною из армии,
которая находилась при мне, в самостоятельную Донскую группу и
отправлены на Дон и Кубань. Выделена была группа Пархоменка и отправлена
в район Воронежа (сейчас Пархоменко убит, во главе оставался анархист из
Чугуева). Выделена была группа сабель в 600 и полк пехоты Иванюка под
Харьков.
В это же время наш лучший товарищ и революционер Вдовиченко в одном бою
был ранен, вследствие чего его с некоторой частью пришлось отправить в
район Новоспасовки для излечения. Там он был выслежен одним
большевистским карательным отрядом и при отстреле он и Матросенко*
застрелились. При этом, Матросенко совсем, а у Вдовиченко пуля осталась
в голове ниже мозга. И когда коммунисты взяли его и узнали, что он есть
Вдовиченко, дали ему скорую помощь и таким образом на время спасли от
смерти. Вскорости после этого я имел от него сведения. Он лежал в
Александровске в больнице и просил забрать его как-либо оттуда. Его
страшно мучили, предлагая отречься от махновщины через подпись какой-то
бумаги отречения. Он с презрением все это отверг, несмотря на то, что в
это время он еле-еле мог говорить, и поэтому был накануне расстрела, но
расстреляли его или нет, мне не удалось выяснить.
<* Матросенко - украинский повстанец и поэт из крестьян. - П. А.>
Сам я за это время сделал рейс через Днепр под Николаев, а затем оттуда
обратно через Днепр по-над Перекопом направился в свой район, где должен
был встретиться кое с какими своими частями. У Мелитополя
коммунистическое командование устроило мне ловушку. Назад на правый
берег Днепра ходу уже не было. Пошел лед по Днепру. Поэтому мне самому
пришлось сесть на лошадь* и руководить маневром боя. От одной части я
уклонился от боя, другую своими разведывательными частями заставил сутки
стоять развернутым фронтом в ожидании боя и этим временем сделал переход
в 60 верст, разбил на рассвете 8-го марта третью часть большевиков,
стоявшую у Молочного озера, и через стрелку между Молочным озером и
Азовским морем вышел на простор в районе Верхнего Токмака. Здесь я
откомандировал Куриленко в район Бердянск - Мариуполь руководить в этом
районе делом повстания. Сам отправился через Гуляй-Поле в район Черниговщины,
откуда от нескольких уездов у меня была от крестьян делегация, чтобы
заглянул в их район.
<* В это время т. Махно имел раздробленную ногу: пуля попала в щиколотку
ноги и вынесла почти все кости. Поэтому верхом на лошадь он садился в
исключительных случаях. - П. А.>
В пути моя группа, т.е. группа Петренко в 1500 сабель и из двух пехотных
полков, находившихся при мне, была остановлена и сжата со всех сторон
сильными большевистскими частями. Здесь опять-таки пришлось мне самому
руководить контр-атакой. Контр-атака была удачна. Мы разбили врага
вдребезги, массу взяли в плен людей, оружия, орудий и коней. Но спустя
два дня нас снова атаковали свежие и сильные части противника.
Каждодневные бои настолько втянули людей в бесстрашие за жизнь, что
отваге и геройству не было пределов. Люди с возгласом: "жить свободно
или умереть в борьбе" бросались на любую часть и повертали ее в бегство.
В одной сверх-безумной по отваге контратаке я был в упор пронизан
большевистской пулей в бедро через слепую кишку на вылет и свалился с
седла. Это послужило причиной нашего отступления, так как чья-то
неопытность крикнула по фронту - "Батько убит!...
12 верст меня везли, не перевязывая, на пулеметной тачанке и я
совершенно было сошел кровью. Не становясь на ногу, совершенно не садясь,
я без чувств лежал, охраняемый и доглядаемый Левой Зиньковским. Это
было 14-го марта. В ночь против 15-го марта возле меня сидели все
командиры группы, члены штаба армии во главе с Белашом и просили
подписать приказ разослать по сто, по 200 бойцов к Куриленко, к Кожину и
другим, которые самостоятельно руководили восстаниями в определенных
районах. Приказ этот имел целью отправить меня с особым полком в тихий
|
|