район до времени, пока я вылечусь и сяду в седло.        Приказ я подписал и 
разрешил Забудько выделить легкую боевую группу и в        указанном районе 
действовать самостоятельно, не теряя со мною связи. А на        рассвете 16-го 
марта части уже были разосланы, кроме особого полка, оставшегося        при мне.
 И в это время на меня наскочила 9-ая кавалерийская дивизия и в        течение 
13-ти часов преследовала нас 180 верст. В с. Слобода возле Азовского        
моря мы заменили лошадей и в 5 часов покормили людей и лошадей... 17-го        
марта на рассвете мы направились в сторону Новоспасовки и, пройдя верст        
17, натолкнулись на другие свежие кавалерийские части большевиков, которые      
  шли по следам Куриленко и, утеряв след последнего, напали на нас. Прогнав     
   нас, нуждающихся в отдыхе и неспособных на сей день к бою, верст 25, совсем  
      начали наседать. Что делать? В седло я сесть не могу, я никак на тачанке  
      не сижу, я лежу и вижу, как сзади в 40-50 саженях идет взаимная 
неописуемая        рубка. Люди наши умирают только из-за меня, только из-за 
того, что не хотят        оставить меня. Но в конце концов гибель очевидна и 
для них и для меня. Противник        численно в 5-6 раз больше и бойцы его 
свежие и свежие подскакивают. Смотрю,        - ко мне на тачанку цепляются 
люйсисты*, что были и при тебе возле меня.        Их было пять человек под 
командой Миши из села Черни-говки Бердянского уезда.        Пвцепившись, они 
прощаются со мной и тут же говорят: "Батъко, вы нужны        делу нашей 
крестьянской организации. Это дело дорого нам. Мы сейчас умрем,        но 
смертью своей спасем вас и всех, кто верен вам и вас бережет; не забудьте       
 передать нашим родителям об этом". Кто-то из них меня поцеловал, и        
больше я никого из них возле себя не видел. Меня в это время Лева Зиньковский   
     на руках переносил из тачанки на крестьянские дроги, которые повстанцы 
достали        (крестьянин куда-то ехал). Я слыхал только пулеметный треск и 
взрывы бомб,        то люйсисты преграждали путь большевикам. За это время мы 
уехали версты        3-4 и перебрались через речонку. А люйсисты там умерли.
       <* Команда пулеметчиков, вооруженных ручными пулеметами системы "Люйса". 
       - П. А.>
       После мы заезжали на это место и крестьяне села Стародубовки 
Мариупольского        уезда показали нам в поле могилку, в которой они, 
крестьяне, похоронили        наших люйсистов. И по сию пору, вспоминая этих 
простых честных крестьян-борцов,        я не могу удержаться от слез. Я все же 
должен сказать тебе, дорогой мой        друг, что это меня, как бы, вылечило. В 
тот же день к вечеру я сел в седло        и вышел из этого района.
       В апреле месяце я связался со всеми своими частями, и тем, которые были  
      недалеко от меня, велел сгруппироваться на Полтавщине. К маю месяцу я 
сгруппировал        на Полтавщине Фому Кожина и Куриленко. Это составило более 
2000 сабель одной        конницы и несколько полков пехоты. Решено было пойти 
на Харьков и разогнать        земных владык из партии коммунистов-большевиков. 
Но последние не спали.        Они выслали против меня больше 60-ти 
автоброневиков, несколько дивизий конницы,        целую армию пехоты. Бой с 
этими частями длился несколько недель.
       Спустя месяц после этих боев там же, на Полтавщине, в одном бою погиб 
Щусь.        Последнее время он был начальником штаба в группе Забудько и очень 
хорошо        и честно работал.
       А еще спустя месяц погиб Куриленко. При переходе нашей армии через линию 
       железной дороги он своей группой прикрывал армию, почему, размещая части 
       он оставался с дежурным взводом, сам лично наблюдал за разъездами. В 
одном        хуторе его охватила кавалерия Буденного и он там погиб.
       18-го мая 1921 г. конная армия Буденного передвигалась из района 
Екатеринослава        на Дон для подавления крестьянского восстания, 
руководимого нашими товарищами        Бровой и Маслаком - командиром 1-ой 
бригады дивизии армии Буденного, перешедшего        со всей бригадой на нашу 
сторону.
       Наша сводная группа под руководством Петренко-Платонова, при которой 
находился        я и главный штаб, стояла в 20-15 верстах от маршрута, по 
которому двигалась        армия Буденного. Это соблазнило Буденного, ибо он 
хорошо знал, что я нахожусь        всегда при сводной группе. Поэтому он 
приказал начавточасти ¦ 21, двигавшейся        в это время туда же на Дон для 
подавления восстания трудового крестьянства,        сгрузить 16 автоброневиков 
и оцепить предместье с. Ново-Григорьевки (Стременное).        Сам Буденный с 
частями 19-ой кавалерийской дивизии (бывшей дивизии "внус")        через поля и 
дороги пришел в с. Новогригорьевку ранее, чем это предполагал        начальник 
автобронечасти, объезжавший речонки и овраги и расстанавливавший        у дорог 
сторожевые автоброневики. Бдительный глаз наших наблюдателей это        вовремя 
заметил, что дало нам возможность приготовиться, и как раз в то        время, 
когда Буденный подходил к нашему расположению, мы бросились ему навстречу.
       В одно мгновение гордо несшийся впереди Буденный бросил своих соратников 
       и, гнусный трус, обратился в бегство.
       Кошмарная картина боя развернулась тогда перед нами. Красные части, 
пришедшие        на нас, состояли из бывших войск внутренней охраны, с нами на 
крымском фронте        не были, нас не знали и, следовательно, были обмануты, 
что они идут против        "бандитов", что воодушевляло их гордость - от 
бандитов не отступать.
       Наши же друзья повстанцы чувствовали себя правыми и считали долгом во 
что        бы то ни стало разбить их и разоружить.
       Бой был, какие редко до того и после бывали. Он завершился полным 
поражением        Буденного, что послужило разложением в армии и бегством из