ообщили   только,  что   он  человек,  которого   не  поддерживает
Центральный Комитет, который  колеблется и недостаточно  активно вел  борьбу
против   оппозиции,  сочувствовал  Троцкому...  Дошли  мы  до  Ярославского,
подсчитали  голоса  и  видим,  что  он  все-таки прошел в  состав партийного
городского комитета большинством в один или  два голоса. Ну,  я доложил, что
партийная организация не проявила должного понимания вопроса, а  я, выходит,
не  справился  с  поручением, данным  мне  Центральным  Комитетом,  то  есть
Сталиным, потому что ни Маленков, ни Ежов в отношении  Ярославского не могли
сами давать директивы, если бы не было указания Сталина.
     Этот эпизод вызвал возмущение у Землячки33, человека особого характера.
Тогда говорили,  что это --  мужчина в юбке.  Она  была резкой, настойчивой,
прямой и неумолимой в борьбе против любых антипартийных проявлений. Землячка
обратилась  с письмом в ЦК партии. Об  этом мне сказали Маленков и Ежов. Она
писала,  что хотела бы указать на ненормальное  положение, которое сложилось
на  городской  партийной  конференции   в  Москве:   по  делегациям   велась
недопустимая работа против Ем. Ярославского, его порочили как члена партии и
призывали  не  избирать  в состав городского  партийного  комитета, хотя при
обсуждении кандидатур для выборов никто ему  отвода не давал. Мне же  давать
объяснения было  некому, потому что письмо в ЦК попало именно к тем, кто сам
давал  мне  директиву провалить  Ярославского.  Но  меня  упрекали, что я не
справился  с поручением ЦК. Потом я говорил  с Землячкой и объяснил ей,  что
это было указание ЦК, да и есть ведь право у каждого члена партии, у каждого
делегата, который не выступал на пленарном заседании  конференции, высказать
потом свое мнение  среди делегатов.  Она была достаточно опытным  человеком,
сама много лет провела на руководящей партийной  работе,  в свое  время была
секретарем  Московского партийного комитета  и  знала  всю закулисную  кухню
подготовки партийных конференций и их проведения.
     Однако  это,  конечно,  непартийные  методы   действий.  Использовались
возможности лиц,  находившихся в  руководящих органах, для борьбы с  людьми,
которые  были попросту неугодны.  Если бы  за  Ярославским имелась  какая-то
вина, то можно было  бы выступить на конференции открыто. В  свое время  его
критиковали в печати за недостаточно четкую позицию при борьбе с троцкистами
и  Зиновьевцами. Но Ярославский пользовался  в партии уважением, доверием, а
такие закулисные  махинации преследовали  цель провести в руководство "своих
людей", которые смотрели бы в рот, восхищались гениальностью руководства, не
имели  бы  своего  мнения,  а  обладали   бы  только  хорошей  глоткой   для
поддакивания.
     Московская  городская  партийная  конференция стала как бы примером. Ко
мне начали  обращаться с вопросом, как это мы сумели в такой сложный  момент
за  4-5  дней  провести  конференцию? Вот  мы  за  это  время  смогли только
президиум выбрать, а вы вообще все закончили... Нам это удалось лишь потому,
что я советовался со Сталиным, как поступать в тех или других случаях, и это
позволило уложиться в срок, ибо мы знали, что он одобряет в данный момент, а
что -- нет.
     Хотелось бы  остановиться еще на  некоторых  личных чертах  Сталина.  С
одной  стороны,  восточное  вероломство. Поговорив  любезно  с  человеком  и
посочувствовав ему, он мог через несколько минут отдать приказ о его аресте.
Так он поступил, например, с членом ЦК партии и ЦИК СССР Яковлевым. С другой
-- Сталин часто был действительно очень внимательным и чутким человеком, чем
подкупал  многих  людей.  Могу  рассказать  о  таком  случае.  Это,  видимо,
произошло в 1937 году.  Шла Московская областная  партийная конференция. Она
проходила очень бурно.  То  был  страшный  период,  страшный потому,  что мы
считали, что окружены врагами, эти враги проникли  не только в нашу  страну,
но главным  образом в ряды нашей партии, заняли видное положение в хозяйстве
и армии, захватили  большинство командных  постов.  И это  очень  беспокоило
людей, преданных делу строительства социализма, идеям партии.
     Когда началась областная конференция, подошел ко мне Брандт. В то время
он заведовал отделом  сельского хозяйства в обкоме  ВКП(б), а раньше работал
секретарем  ряда  партийных  комитетов  и  считался очень хорошим  партийным
работником,
     знавшим сельское хозяйство, особенно производство льна.  Я  уже получил
раньше немало  писем,  главным образом от военных, о том, что  в  Московском
обкоме  ВКП(б) занимает ответственный пост сын  врага народа и белогвардейца
полковника  Брандта,  который  в  1918  г. поднял антисоветское  восстание в
Калуге. Мы проверяли эти обвинения  и выяснили их несостоятельность. Но  вот
наступило  тяжелое время для любых людей,  которые якобы имели  какое-нибудь
"пятно"  на репутации.  Во  время областной партконференции подходит  ко мне
этот  Брандт  и говорит  (а  был он  таким  коренастым, спокойным человеком)
довольно спокойно: "Товарищ  Хрущев, надоело  мне давать всякие объяснения и
оправдываться.  Я  думаю кончить жизнь самоубийством". Отвечаю: "В чем дело?
Почему   вы  так   мрачно  настроены   и   почему   хотите   кончить   жизнь
самоубийством?".
     "Да я вам же, кажется, говорил и хочу повторить, что меня зовут Брандт.
Мой  отец  действительно  был полковником и жил в  Калуге. Но  люди, которые
считают меня  сыном белогвардейца Брандта, имеют  в  виду  другого  Брандта,
который тоже жил в Калуге,  но не моего отца. Они не знают, что хотя я и сын
полковника Брандта, но  только умершего  еще до  революции. Поэтому мой отец
никак не мог принимать участие в восстании, которое было поднято полковником
Брандтом, приехавшим с фронта  и поселившимся в Калуге. А было дело так: мой
отец, Брандт, полковник царской армии в отставке, имел в  Калуге свой домик,
и жил  он