можно сказать,  этот
Калужский  горком. Но когда  началась "мясорубка" 1937  года,  то  и  он  не
избежал  ее.  Я  опять встретился с Трейвасом, когда он уже  сидел в тюрьме.
Сталин тогда выдвинул идею,  что  секретари обкомов  партии должны ходить  в
тюрьмы и проверять правильность действий чекистских органов. Поэтому я  тоже
ходил.  Помню,  Реденс  был  тогда  начальником управления  ОГПУ  Московской
области.  Это  тоже  интересная  фигура.  Реденс, бедняга, тоже кончил жизнь
трагически. Он был арестован и расстрелян; несмотря на то,  что был женат на
сестре  Надежды Сергеевны  Аллилуевой, то есть являлся  свояком  Сталина.  Я
много раз встречал  Реденса на квартире у  Сталина, на  семейных  обедах, на
которые я  тоже приглашался  как секретарь Московской партийной организации,
да и Булганин как председатель Моссовета.
     Вот  с этим-то Реденсом  ходили мы и проверяли тюрьмы. Это была ужасная
картина. Помню, зашел я в женское  отделение одной тюрьмы. Жарища, дело было
летом,  камера  переполнена...  Реденс   предупредил  меня,  что  там  можно
встретиться  с  такой-то и такой-то, там попадаются знакомые. Действительно,
сидела там  одна очень активная  и умная  женщина  -- Бетти  Глан15.  Она  и
сейчас, кажется,  еще жива и  здорова. Была  она вторым по  счету директором
Центрального парка культуры и отдыха имени Горького в Москве. Но она была не
только директором, а фактически одним из его создателей. Я тогда не бывал на
дипломатических приемах, а она как  выходец из буржуазной семьи знала этикет
высшего общества,  и Литвинов16 ее всегда туда приглашал, так что она как бы
представляла  наше государство  на  этих  приемах. Теперь я  встретил  ее  в
тюрьме. Она была полуголая, как и другие, потому что стояла жарища. Говорит:
"Товарищ Хрущев, ну какой же  я враг народа? Я честный человек, я  преданный
партии человек".  Вышли мы оттуда, зашли в мужское отделение. Тут я встретил
Трейваса.  Трейвас тоже говорит мне: "Товарищ Хрущев, разве я такой сякой?".
Я тут же обратился к Реденсу, а он  отвечает: "Товарищ Хрущев, они  все так.
Они все отрицают. Они просто врут".
     Тогда  я  понял, что  наше  положение секретарей обкомов очень тяжелое:
фактические  материалы следствия  находятся  в  руках  чекистов,  которые  и
формируют мнение: они допрашивают, пишут протоколы дознания, а мы  являемся,
собственно говоря, как бы "жертвами" этих чекистских органов и сами начинаем
смотреть  их глазами. Таким  образом, это получался  не контроль, а  фикция,
ширма,  которая прикрывала  их  деятельность.  Позднее я подумал:  а  почему
Сталин так сделал?  Теперь  ясно,  что  Сталин это  сделал  сознательно,  он
продумал  это  дело,  чтобы,  когда  понадобится, мог бы  сказать:  "Там  же
партийная  организация.  Они ведь следят, они обязаны следить".  А что такое
"следить"?  Как  именно  следить?   Чекистские  органы  не  подчинены  нашей
партийной  организации.  Следовательно, кто  за  кем  следит?  Фактически не
партийная организация следила за чекистскими органами,  а чекистские  органы
следили за партийной организацией, за всеми партийными руководителями.
     В то  время  мне  приходилось  очень  часто  встречаться со  Сталиным и
слушать его: на заседаниях, на совещаниях, на конференциях, слушать и видеть
его деятельность при встречах с ним у него на квартире и в обстановке работы
руководящего  коллектива  -- Политбюро  Центрального Комитета. На  этом фоне
Сталин  резко выделялся,  особенно  четкостью  своих формулировок.  Меня это
очень подкупало. Я всей  душой был предан ЦК партии  во  главе со Сталиным и
самому Сталину в первую очередь.
     Раз присутствовал я на совещании узкого круга хозяйственников. Это было
тогда,  когда Сталин сформулировал свои знаменитые "шесть условий" успешного
функционирования экономики17. Я тогда работал секретарем Бауманского райкома
партии. Мне позвонили, чтобы я явился на Политбюро, выступит Сталин.
     Я сейчас же приехал в ЦК, там было уже полно  людей. Зал, в  котором мы
заседали,  небольшой,  вмещавший максимум  человек  300,  был битком  набит.
Слушая Сталина, я старался не пропустить ни одного слова и,  насколько  мог,
записал его выступление. Потом оно  было  опубликовано. Повторяю,  краткость
выражений  и  четкость  формулирования  задач,  которые   были   поставлены,
подкупали  меня, и я все больше  и  больше проникался уважением  к  Сталину,
признавая за ним особые качества руководителя.
     Я встречал и наблюдал  Сталина также при непринужденных собеседованиях.
Это случалось  иной раз в театре. Когда Сталин шел в театр, он порой поручал
позвонить мне, и я приезжал туда или  один, или вместе с Булганиным.  Обычно
он  приглашал  нас, когда у него  возникали какие-то вопросы,  и  он  хотел,
находясь  в театре,  там  же обменяться мнениями по  вопросам, которые  чаще
всего касались города Москвы. Мы же всегда с большим вниманием слушали его и
старались сделать именно так, как он нам советовал. А в ту пору советовал он
чаще в хорошей, товарищеской форме пожеланий.
     Однажды  (по-моему,  перед  XVII  партийным съездом)  мне  позвонили  и
сказали, чтобы я сам позвонил  по такому-то номеру телефона. Я знал, что это
номер телефона на квартире  Сталина. Звоню. Он мне говорит: "Товарищ Хрущев,
до  меня  дошли слухи,  что у вас в Москве  неблагополучно  дело  обстоит  с
туалетами. Даже "по-маленькому" люди бегают и не знают,  где бы найти  такое
место,  чтобы  освободиться.  Создается нехорошее,  неловкое  положение.  Вы
подумайте  с  Булганиным о том,  чтобы создать в городе подходящие условия".
Казалось  бы, такая мелочь. Но это меня еще  больше подкупило: вот,  даже  о
таких вопросах Сталин заботится и советует нам. Мы, конечно, развили бешеную
деятельность   с   Булганиным  и  другими  ответственными  лицами,  поручили
обследовать все дома и дворы, хотя это касалось в основном дворов, поставили
на  ноги  милицию.  Потом  Сталин уточнил задачу:  надо  создать  культурные
платные т