понимаю… Что тут поделаешь? Лично меня больше всего огорчает то, что я успел 
произвести его в фельдмаршалы. Я хотел доставить ему последнюю радость. Это был 
последний фельдмаршал, которого я произвел в эту войну. Нельзя хвалить день, 
пока не наступит вечер… Просто смешнее не придумаешь. Так многим людям 
приходится умирать, и вот появляется такой человек и в последнюю минуту 
оскверняет героизм столь многих. Он мог избавиться от всех печалей и войти в 
вечность, в бессмертие нации, а он предпочел отправиться в Москву. Какой тут 
еще может быть выбор. Это какая-то дикость»  [491] .

 Если не в военном, то в психологическом плане Сталинград явился, конечно, 
одним из великих переломных пунктов войны. Как в Советском Союзе, так и у его 
союзников эта победа принесла заметнейшую перемену в настроении и оживила 
многие так часто уже представлявшиеся обманутыми надежды, тогда как среди 
союзников Германии и в нейтральных странах вере в превосходство Гитлера был 
нанесен весьма ощутимый удар. И в самой Германии быстро таяло и без того уже 
ставшее критическим доверие к искусству Гитлера-полководца. Геббельс, ежедневно 
проводивший совещания со своими сотрудниками, дал указание использовать 
поражение, чтобы «психологически укрепить наш народ»: «Каждое слово об этом 
героическом сражении, – вызвал он, – войдет в историю». Особое же внимание 
придавалось тому, как будет выглядеть сводка вермахта, – надо, чтобы это была 
«формулировка…. которая и через столетия будет волновать сердца». В качестве 
образца Геббельс предлагал обращения Цезаря к воинам, воззвание Фридриха 
Великого к своим генералам в канун Лейтенского сражения и призывы Наполеона к 
гвардии. «Может быть, мы только сейчас, – говорилось в спецвыпуске руководства 
пропагандой рейха, – вступили во фридриховскую эпоху этого гигантского решения. 
Колин, Хохкирх, Кунерсдроф – все эти три названия означают тяжелые поражения 
Фридриха Великого, подлинные катастрофы, по своим последствиям куда худшие, 
нежели все, что случилось в последние недели на Восточном фронте. Но после 
Колина был Лейтен, после Хохкирха и Кунерсдорфа были Лигниц, Торгау и 
Буркерсдорф [492] – последняя завершающая победа…» Однако несмотря на все 
ободряющие параллели, которые начиная с этого времени и до самого конца войны 
станут цитатами-заклинаниями, в сводке службы безопасности говорилось: «Имеет 
место общее убеждение, что Сталинград означает перелом в войне… Неустойчивые 
соотечественники склонны видеть в падении Сталинграда начало конца.»  [493] 
 Для самого Гитлера проигрыш этого сражения стал как бы новым мифологическим 
толчком. С этого момента мир его фантазий все в большей степени определяется 
картинами инсценировок катастрофического краха. Совещание в Касабланке, на 
котором Черчилль и Рузвельт провозгласили в конце января принцип 
«безоговорочной капитуляции» и тем самым сожгли за собой все мосты, еще более 
укрепило это его представление. Исходя из стратегии «безоговорочного удержания»,
 которая определила весь 1943 год, Гитлер вместе с приближающимся концом все 
категоричнее развивает стратегию «грандиозного крушения».

 Глава III
 УТРАЧЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ


 Из вновь приобретенных восточных областей мы должны сделать рай земной.

    Адольф Гитлер


 Это – большое зло, если мужи, которые определяют судьбу Земли, заблуждаются в 
том, что же является возможным… Их упорство, или, если хотите, их гений 
приносит их усилиям преходящий успех, но поскольку они вступают в борьбу с 
планами, интересами, всем нравственным бытием своих современников, то эти силы 
сопротивления обращаются против них – и через определенное время, очень долгое 
для их жертв, но очень короткое с исторической точки зрения, от всех их 
предприятий остаются только преступления, которые они совершили, и страдания, 
которые они причинили.

    Бенжамен Констан



 Изоляция от мира. – Застольные беседы. – Явления редукции. – Медикаменты и 
болезни. – «Кризис фюрера» – Пет тотальной войне. – Мартин Борман. – Уход от 
реальности. – Подлинная действительность. – «Поистине золотой век». – 
Окончательное решение. – Мечты о жизненном пространстве. – Новое 
законодательство о браке. – Аннексии. – Коренное противоречие 
национал-социализма. – «Mussolini defunto» («Муссолини – покойник»). – У 
Гитлера растет решимость. 

 С самого начала русской кампании Гитлер ведет замкнутую жизнь. Его ставка, 
служившая одновременно и ставкой Верховного командования вермахта, после 
возвращения из Винницы опять располагается в обширном лесном массиве за 
Растенбургом в Восточной Пруссии. Густая сеть стен, колючей проволоки и минных 
полей надежно окружает систему разбросанных бункеров и наземных зданий, 
порождающую своеобразное настроение уныния и монотонности. Современные 
наблюдатели метко окрестили ее смесью монастыря и концлагеря. Узкие, лишенные