национал-социалистической профсоюзной организации: по его мнению, пример СДПГ 
ясно показывал, как партия ради союза с профсоюзами вынуждена была отступиться 
от идеи мировой революции и, уйдя с головой в проблемы зарплаты, потеряла из 
вида перспективу освобождения рода человеческого. Тем не менее он практически 
не поддерживал ещё оставшиеся в НСДАП левые силы в их попытке предотвратить 
опасность сползания социал-революционной рабочей партии в болото «только 
антисемитской и мелкобуржуазной» организации: «Если мы привлечём к себе хотя бы 
одного рабочего – это несравненно полезнее, чем заявления о вступлении целой 
дюжины „их превосходительств“, вообще любых „высокопоставленных“ особ», – 
заявлял один из социал-революционеров [149] . И снова расчёт Гитлера оказался 
верным: то, чего НСДАП долго не удавалось добиться от классово сознательных 
рабочих, она достигла теперь среди растущих масс безработных. Своего рода 
идеальным отстойником оказались в первую очередь отряды штурмовиков. В Гамбурге 
из 4500 членов СА 2600 (почти 60%) были безработные. В Бреслау (ныне Вроцлав) 
один из отрядов СА в сильный мороз не смог провести смотр, т. к. у его членов 
не было обуви.
 Перед отделениями биржи труда, где безработные должны были отмечаться дважды в 
неделю, организованные отряды вербовщиков раздавали пропагандистский листок 
«Безработный», точно ориентированный на заботы и нужды этой аудитории, и 
вовлекали стоящих в очереди людей в длительные дискуссии. Встречная активность 
коммунистов, видевших, что нацисты вытесняют их с их же собственной территории, 
привела к первым дракам и уличным потасовкам. Поскольку число их участников все 
росло, они постепенно переросли в ту «тихую гражданскую войну», за которой 
вплоть до января 1933 года так и тянулся узкий, но беспрерывно кровоточащий 
след и которая была сразу же задушена, как только одна из сторон захватила 
власть. Начало положила рукопашная схватка ещё в марте 1929 года в Дитмаршене; 
тогда двое штурмовиков, крестьянин Герман Шмидт и столяр Отто Штрайбель, были 
убиты, а тридцать человек ранены, причём некоторые из них – тяжело. К этому 
времени потасовки все заметнее перемещались в большие города; их рабочие 
кварталы и запутанные задние дворы и стали мрачными кулисами этой малой войны, 
опорные пункты которой размещались в угловых кабачках и подвальных пивнушках, 
тех самых «штурмовых трактирах», которые один из современников с полным 
основанием назвал «укреплёнными позициями в зоне боев» [150] . Драки 
происходили, особенно в больших городах, между СА и Союзом красных фронтовиков, 
боевой организацией коммунистов. При этом нередко целые улицы превращались в 
место шумных, почти военных действий, кончавшихся подсчётом многочисленных 
раненых и убитых. Иногда только массированному вмешательству отрядов полиции на 
бронированных машинах удавалось положить конец таким боевым действиям.
 Берлин вообще все больше превращался в средоточие стратегии 
национал-социалистов, конечной целью которой было завоевание власти. Этот 
традиционно революционный город, в котором марксистские партии раньше всегда 
намного опережали всех своих соперников, представлял собой не только бастион, 
захвата которого настоятельно требовала тактика «легальности»; там в лице 
Геббельса у НСДАП был человек, у которого хватило энергии и дерзости, чтобы с 
крохотной группкой последователей в самом центре власти коммунистов, там, где 
они чувствовали себя увереннее всего, вызывающе воскликнуть: «Адольф Гитлер 
пожрёт Карла Маркса!» Это был один из тех наглых лозунгов, которыми он открывал 
бой. Из буржуазных предместий, где НСДАП вела спокойную жизнь, омрачаемую разве 
что внутренними склоками, он направлял партию прямо в сердце нищих кварталов на 
севере и востоке города и впервые оспорил первенство левых на его улицах и 
предприятиях. Бледный, невыспавшийся, в чёрной двубортной кожаной куртке, он 
являл собой одну из типичных фигур того времени. О тревоге левых, слишком долго 
лишь болтавших разочарованным массам о мировой революции, говорит ставшая 
знаменитой формула, с помощью которой руководство Берлинской организации КПГ 
ещё в августе 1928 года отреагировало на геббельсовскую конкуренцию: «Гоните 
фашистов с предприятий! Бейте их, где только увидите!»
 Следуя примеру Гитлера, и Геббельс перенял у противника его же методы: 
«говорящие хоры», шествия под звуки оркестра, вербовочную работу на рабочих 
местах или же систему уличных ячеек, массовые демонстрации, а также кропотливую 
работу у дверей квартир – всё это было заимствовано из практики 
социалистической агитации, но нацисты объединили эти методы с гитлеровским 
«большим мюнхенским стилем». Геббельс придал провинциальной физиономии партии 
известные черты стиля большого города и интеллектуальности, что привлекало к 
ней новые силы. Он был остроумен, хитёр и циничен как раз в той мере, которая 
импонирует публике. Республиканский призыв «Сохраним республику!» он с 
издевательским еврейским акцентом произносил так, что получалось «Схороним 
республику!», а кличку «обер-бандит Берлина», данную ему агитацией противника, 
превратил в подобие почётного титула, которым гордился, словно мелкий жулик. 
Наконец, формулу революционных дней 1918 года, обещавшую жизнь, полную красоты 
и достоинства, он иронически переиначил в рубрике о самоубийствах, которую вёл 
в газете «Ангрифф» с нарочитой дотошностью и жестокостью. Так, он каждый раз 
предварял эту рубрику словами: «Счастья этой жизни, полной красоты и 
достоинства, не смогли больше выдержать… «После чего публиковались имена 
самоубийц. [151] 
 Безграничная готовность к учёбе у противника, отсутствие в тактике борьбы за 
власть какого-либо высокомерия и мании всезнайства отличали 
национал-социалистов от консерваторов старой закалки и придавали их 
устремлённости в прошлое черты современности. Примечательно, что гораздо больше 
внимания они уделяли не буржуазной, а именно леворадикальной прессе и нередко 
перепечатывали в своих изданиях «достойные внимания» фрагменты коммунистической