Райнхардом Гейдрихом, Герингом и Бломбергом циркулировал так называемый 
общеимперский список с именами людей, которых в известный момент намечалось 
арестовать или расстрелять. Гейдрих и руководитель СД Вернер Бест не смогли при 
этом договориться, как быть с мюнхенским обергруппенфюрером СА Шнайдхубером, 
которого один считал «приличным и верным», а другой – «таким же опасным», как и 
остальные, в то время как Лутце обсуждал с Гитлером, ликвидировать ли самую 
верхушку или же более широкий круг «главных виновников» и позже жаловался на 
гнусность СС, которые первоначальный список из семи жертв по субъективным 
причинам и соображениям мести расширили до семнадцати, а в конце концов и до 
более чем восьмидесяти человек [552] . 23 июня на стол отдела контрразведки в 
министерстве рейхсвера при таинственных обстоятельствах попал сфабрикованный 
секретный приказ Рема, который призывал штурмовые отряды браться за оружие, но 
этот документ был разоблачён как фальшивка уже по той причине, что в перечне 
его рассылки были указаны заклятые враги Рема – Гиммлер и Гейдрих. Примерно в 
тот же день Эдмунд Хайнес, группенфюрер СА из Силезии, получил сообщение, что 
рейхсвер готовится к действиям против СА, в то время как до начальника военного 
округа Бреслау генерала фон Кляйста дошли известия, из которых складывалась 
«картина лихорадочных приготовлений СА» [553] . Почти каждый день в речах по 
радио или на митингах звучали предупреждения в адрес поборников «Второй 
революции» и консервативной оппозиции. 21 июня Геббельс заявил на празднике 
солнцестояния на Берлинском стадионе: «Этому сорту людей импонирует только сила,
 самоуверенность и сила. Они это увидят!.. Им не остановить поступь века. Мы 
перешагнём через них». Четырьмя днями позже Гесс обратился по радио к «играющим 
в революцию», которые не доверяют «великому стратегу революции» Адольфу 
Гитлеру: «горе нарушающим долг верности!» 26 июня на собрании в Гамбурге Геринг 
отверг все планы восстановления монархии: «У нас, живых, есть Адольф Гитлер!», 
он пригрозил «реакционной своре»: «Когда чаша терпения переполнится, я нанесу 
удар! Мы работали, как никто ещё не работал, потому что за нами стоит народ, 
который доверяет нам… Кто согрешит против этого доверия, лишит себя головы». 
Ещё одно высказывание, на этот раз Гесса, в пророческом ключе: «уход 
национал-социализма с политической сцены немецкого народа» вызовет «европейский 
хаос» [554] . Будто управляемые уверенною рукой, события с этого момента 
устремились к кульминационной точке. Пока СА, где никто ничего не подозревал, 
готовились к своему отпуску, Рем и его ближайшее окружение разместились в 
гостинице «Хансльбауэр» в Висзее. 25 июня Имперский союз немецких офицеров 
исключил его из своих рядов и тем самым, если смотреть строго с точки зрения 
чести союза, как бы дал добро на его ликвидацию. На следующий день Гиммлер 
уведомил всех окружных руководителей СС и СД о «предстоящем бунте СА во главе с 
Ремом», в котором, по его словам, примут участие и другие оппозиционные группы 
[555] . Ещё днём позже группенфюрер СС Зепп Дитрих, командир охранного 
батальона СС в Берлине, обратился к начальнику организационного отдела 
сухопутных войск с просьбой о выделении дополнительного вооружения для 
выполнения секретного задания фюрера. Чтобы придать заявке большую 
убедительность, Дитрих представил составленный СА список подлежащих ликвидации, 
в котором было имя самого начальника отдела. Чтобы устранить все возникающие 
сомнения, Райхенау, точно так же как Гиммлер, вводил людей в заблуждение, 
обманывал и прибегал к многочисленным запугивающим выдумкам. Скоро стали ходить 
слухи, что СА грозили «прикончить» всех старших офицеров. [556] 
 Тем временем о якобы предстоящем путче СА были уведомлены и более широкие 
круги командования рейхсвера, которому было сообщено, что СС находится на 
стороне армии и поэтому им в случае необходимости следует выдать оружие. 
Согласно приказу генерал-лейтенанта Бека от 29 июня все офицеры на 
Беендлерштрассе должны были иметь при себе пистолеты. В тот же день «Фелькишер 
беобахтер» опубликовала статью Бломберга, которая в форме заявления от имени 
рейхсвера о безусловной верности одновременно и уполномочивала и просила 
Гитлера выступить против СА.
 Теперь было готово все: СА держали в неведении, СС и СД с рейхсвером за спиной 
готовы начать действовать, консерваторы запуганы, а больной, с признаками 
старческого слабоумия президент в далёком Нойдеке. Последняя попытка некоторых 
сотрудников Папена проникнуть к Гинденбургу и добиться введения чрезвычайного 
положения сорвалась из-за трусости и тупости Оскара фон Гинденбурга. Сам Гитлер 
покинул Берлин ранним утром 28 июня, чтобы как он заявил позже «создать полное 
впечатление (siс!) абсолютного спокойствия и не встревожить предателей» [557] . 
Несколькими часами позже он был свидетелем на свадьбе гауляйтера Тербовена, но 
теперь вокруг него разворачивалась бурная активность, в то время как он сам все 
вновь и вновь впадал в угрюмую задумчивость, как бы отключаясь от происходящего.
 Вечером он позвонил Рему и приказал вызвать всех старших командиров в субботу, 
30 июня, для откровенного разговора. Телефонный разговор проходил явно в 
примирительном духе, ибо у Рема, вернувшегося к своему застольному кругу в 
Висзее, был, по рассказам, «весьма довольный» вид.
 Закулисным режиссёрам не хватало лишь одного – мятежа, против которого якобы 
были направлены все их обширные приготовления. В действительности СА 
по-прежнему вели себя спокойно, часть их уже ушла в отпуск, продолжавшаяся 
неделями слежка СД не дала никаких результатов, которые могли бы оправдать 
кровавую расправу. В то время, как Гитлер поехал 29 июня в Бад-Годесберг, а 
Геринг приказал своим берлинским подразделениям находиться в боевой готовности, 
Гиммлер сам разыграл предусмотренный сценарием, но так пока и не состоявшийся 
«мятеж» СА [558] . Получив написанные от руки анонимные записки, на улицы 
внезапно вышли части мюнхенских СА и стали бесцельно маршировать, и хотя вскоре 
вызванные, сбитые с толку командиры тут же вернули своих людей на обычные места,