мюнхенский гауляйтер Вагнер теперь имел возможность доложить в Бад-Годесберг о 
выступлении якобы начавших путч СА. Гитлер присутствовал при построении службы 
трудовой повинности на обращённой к Рейну площади перед гостиницей «Дрезден» и 
наблюдал, как на противоположном склоне горы 600 мобилизованных с факелами в 
руках образуют горящую свастику, когда ему вскоре после полуночи передали это 
известие. Одновременно поступило сообщение Гиммлера, что берлинские СА 
запланировали захватить в ходе налёта во второй половине дня правительственный 
квартал. «При таких обстоятельствах я мог принять только одно решение, – заявил 
Гитлер, – только беспощадная и кровавая акция была ещё способна подавить 
распространение бунта… »
 Правда, можно себе представить, что оба сообщения действительно пробудили 
опасения Гитлера, что Рем раскусил игру и готовит контрудар. До сегодняшнего 
дня не ясно, до какой степени его держали в заблуждении и неверно ориентировали 
другие, в особенности Гиммлер, который упорно и беззастенчиво устранял верхушку 
СА, обеспечивая своё собственное возвышение. Во всяком случае, он отменил свой 
прежний план лететь в Мюнхен утром и решил отправиться туда немедленно. 
Примерно в четыре часа, когда стало светать, он прибыл в город в сопровождении 
Геббельса, Отто Дитриха и Виктора Лутце. Операция началась. В баварском 
министерстве внутренних дел он в приступе истерики набросился на приведённых 
туда, якобы бунтовавших прошлым вечером обергруппенфюрера Шнайдхубера и 
группенфюрера Шмидта, сорвал с них погоны и приказал отправить в 
Штадельхаймскую тюрьму.
 Сразу после этого в сопровождении длинной вереницы автомашин он отправился в 
Бад-Висзее. «С плёткой в руке, – как описывал этот эпизод его водитель Эрих 
Кемпка, – Гитлер вошёл в спальню Рема, за ним два инспектора уголовной полиции 
с пистолетами, снятыми с предохранителя. Он выдавил из себя слова: „Рем, ты 
арестован!“ Рем заспанно выглянул из подушек своей постели и пробормотал: 
„Хайль, мой фюрер!“ „Ты арестован!“ – проревел Гитлер второй раз, повернулся и 
вышел из комнаты» [559] . То же самое произошло и с другими, уже приехавшими 
вождями СА, только один-единственный Эдмунд Хайнес из Силезии, которого застали 
в постели с гомосексуалистом, оказал сопротивление; прибывших Гитлер 
перехватывал на обратном пути и тоже отправлял в Штадельхайм, всего набралось 
около двухсот старших командиров СА со всех частей страны. Примерно в десять 
часов Геббельс позвонил в Берлин и передал пароль «Колибри». После этого Геринг,
 Гиммлер и Гейдрих и там пустили в дело свои отряды. Указанных в «общеимперском 
списке» командиров СА хватали, доставляли в лихтерфельдский кадетский корпус и 
там – в отличие от мюнхенских камрадов, без церемоний – шеренгами расстреливали 
у стены.
 Тем временем Гитлер прибыл в Коричневый дом и после короткой речи перед наспех 
собранными партийными бонзами тут же начал пропагандистское управление 
процессом. Он несколько часов подряд диктовал в защищённом сильными отрядами 
здании распоряжения, приказы, а также официальные заявления, в которых он сам 
фигурировал в третьем лице, как «фюрер», но в спешке маскировки и подтасовок он 
допустил примечательную оплошность: вопреки более поздней, официальной версии 
событий, которая широко сохранилась в современном словоупотреблении, ни в одном 
из многочисленных заявлений 30 июня не идёт речь о путче или попытке путча Рема 
– вместо этого упоминаются «тяжелейшие оплошности», «противоречия», 
«болезненные предрасположения» и хотя порой появляется формулировка «заговор», 
преобладает всё-таки впечатление, что акция имела в своей основе моральные 
мотивы: «Фюрер дал приказ беспощадно удалить эту чумную язву, – описывал Гитлер 
свои действия при помощи неудачного образа, – он не потерпит больше в будущем, 
чтобы репутация миллионов приличных людей страдала и компрометировалась 
отдельными лицами с болезненными наклонностями». [560] 
 Понятно, что прежде всего многие руководители СА до последнего момента не 
могли постичь, что происходит; они не планировали ни путча, ни заговора, а их 
мораль никогда не была предметом обсуждения и тем более критики со стороны 
Гитлера. Например, берлинский группенфюрер СА. Эрнст, который, согласно 
донесениям Гиммлера, планировал на вторую половину дня нападение на 
правительственный квартал, на самом деле находился в Бремене и собирался в 
свадебное путешествие. Незадолго до отплытия судна его арестовали и он, полагая,
 что это грубая шутка его товарищей, смеялся над ней от всей души. Самолётом 
его доставили в Берлин, после посадки он, смеясь, показывая наручники и 
перебрасываясь шутками с командой эсэсовцев, сел в подкатившую полицейскую 
машину. Специальные номера газет, которые продавались перед зданием аэропорта, 
уже сообщали о его смерти, но Эрнст все ещё ничего не подозревал. Через полчаса 
он упал мёртвым у стены в Лихтерфельде, не веря до последнего мгновения в 
случившееся, с недоуменным «Хайль Гитлер!» на устах.
 Вечером Гитлер вылетел назад в Берлин. Предварительно он поручил Зеппу Дитриху 
потребовать в Штадельхайме выдачи лиц, чьи имена были помечены на 
сопроводительном списке крестом, и немедленно казнить их. Благодаря 
вмешательству баварского министра юстиции Ханса Франка удалось, если верить его 
свидетельствам, сократить число жертв [561] , в то время как имперский 
наместник фон Эпп, в штабе которого Рем вырос в заметную фигуру в качестве 
друга рвущегося наверх демагога Гитлера, безуспешно пытался отговорить Гитлера 
от кровавого решения. Вероятно, его заступничеством объясняется тот факт, что 
Гитлер опять засомневался и отложил решение судьбы Рема.
 В Берлине Гитлера в перекрытом аэропорту Темпельхоф, встречала большая 
делегация. Один из участников события записал по свежим следам свои впечатления 
от прибытия: «Звучат команды. Рота почётного караула берет винтовки „на караул“.
 Геринг, Гиммлер, Кёрнер, Фрик, Далюге и около двадцати офицеров полиции идут к