ть было полусопротивлением, и побудило его наряду с 
упомянутыми причинами, к отказу от него. За этим стояло убеждение, что 
последовательную и успешную внешнюю политику можно проводить только тогда, 
когда есть опора на сплочённую и по-революционному объединённую нацию; это был 
– полярно всей немецкой политической традиции – своего рода примат внутренней 
политики, наметившийся впервые в его письме из действующей армии в феврале 1915 
года и остававшийся его максимой вплоть до полного завоевания власти. Когда 
обозначился принесённый пассивным сопротивлением ущерб, и Гитлер своим 
мелодраматическим внутренним взором уже видел предстоящий новый крах Германии и 
отделение Рурской области, он в одной из своих страстных речей рисует для 
правительства картину истинного сопротивления и как бы предваряет здесь свой 
приказ в марте 1945 года о проведении операции «Выжженная земля»:

 «Что из того, если в катастрофе нашего времени погибнут промышленные 
сооружения? Доменные печи могут быть разрушены, угольные шахты затоплены, пусть 
превратятся в пепелища дома – только бы после всего этого поднялся народ, 
сильный, непоколебимый, готовый идти до конца! Ведь если вновь поднимется 
немецкий народ, тогда вновь поднимется и всё остальное. Но если все это 
останется стоять, а народ погибнет от внутреннего разложения, то дымовые трубы, 
заводы и моря домов – это же будет не чем иным, как могильными камнями этого 
народа! Рурская область должна была бы стать немецкой Москвой! Мы должны были 
бы доказать, что немецкий народ 1923 года – это уже не тот народ, что в 1919 
году… Обесчещенный и опозоренный народ теперь снова стал народом героев! За 
полыхающим Руром такой народ организовал бы сопротивление не на жизнь, а на 
смерть. Если бы действовали так, то Франция заколебалась бы делать следующий 
шаг… Взрываются печь за печью, мост за мостом! Германия просыпается! Армия 
Франции не позволила бы гнать себя в ужасы такого светопреставления! Клянусь 
Богом, наше положение было бы иным!» [380] 

 Понятое или разгаданное лишь немногими современниками решение Гитлера не 
принимать участие в борьбе за Рур явится и причиной все более широко 
распространяющихся слухов, будто НСДАП создала свою разветвлённую организацию, 
развернула свою пропаганду, снабжение обмундированием и оружием при помощи 
французских денег, однако сколько-нибудь убедительных доказательств этого 
предъявлено так и не будет; да и вообще вопрос о том, какие политические или 
экономические интересы пытались оказывать воздействие на растущую партию, и до 
сего дня выяснен только частично. Во всяком случае, расходы НСДАП – особенно с 
того времени, как руководство партией взял в свои руки Гитлер – были столь явно 
непропорциональны числу её членов, что в поиске его весьма богатых кредиторов 
нельзя ограничиваться простой ссылкой на дьявольский комплекс, как это делают 
левые, пытающиеся таким путём успокоить свою все ещё кровоточащую рану от 
нанесённого им «антиисторическим национал-социализмом» поражения и объясняющие 
это поражение только закулисным сговором тёмных сил монополистического капитала.
 Национал-социалисты сами своим истеричным засекречиванием создадут почву для 
самых фантастических предположений, пытаясь напустить в вопрос о финансировании 
столько тумана. Все дела, связанные с многочисленными процессами о защите чести 
и достоинства – а они в годы Веймарской республики шли из-за все новых и новых 
обвинений нескончаемым потоком – были после 1933 года прекращены либо 
уничтожены, и вообще в партии с первых дней её становления действовало правило, 
по которому документы, связанные с материальными вспомоществованиями, не 
хранились, а в дневнике партийной канцелярии очень редко встречаются 
соответствующие пометки, причём, как правило, с таким добавлением: 
«Распоряжается лично Дрекслер». Рассказывают о случае, когда Гитлер запретил 
участникам собрания в мюнхенском «Киндлькеллере» записывать его собственный 
рассказ об одной такой сделке. [381] 
 Финансовая база партии составлялась, несомненно, из членских взносов, 
небольших пожертвований её рьяных сторонников, сумм, вырученных от продажи 
билетов на выступления Гитлера, и денег, собиравшихся во время митингов и 
исчислявшихся иной раз несколькими тысячами марок. Некоторые из её ранних 
приверженцев, как, например, погибший 9 ноября у «Фельдхеррнхалле» Оскар Кёрнер,
 владелец маленького магазина игрушек, буквально разорились на помощи партии, 
владельцы торговых и иных заведений помогали ей, продавая членам партии товары 
со скидкой, другие передавали партии драгоценности или предметы искусства, а её 
немолодые одинокие сторонницы, получавшие в угаре ночных митингов от 
выступлений Гитлера уже, казалось, навсегда заказанное им наслаждение, 
составляли завещания в пользу НСДАП. Богатые друзья, вроде Бехштайнов, 
Брукманов или «Путци» Ханфштенгля, помогали ей порою очень значительными 
суммами. Помимо взимания членских взносов партия находила также и другие пути 
использовать своих членов для пополнения партийной казны – выпускались не 
облагавшиеся налогом облигации, которые они должны были приобретать и 
распространять; согласно полицейскому расследованию, только в первой половине 
1921 года было выпущено не менее 40. 000 таких облигаций по десять марок каждая.
 [382] 
 И всё-таки в первые годы своего существования партия постоянно нуждалась в 
деньгах и до середины 1921 года не могла себе позволить содержать собственного 
кассира; по свидетельству одного из членов партии, в тот период у расклейщиков 
плакатов порой даже не было средств на покупку клея, а осенью 1921 года Гитлеру 
пришлось по причине отсутствия финансов отказаться от проведения 
запланированного массового митинга в цирке «Кроне». Тяжёлое материальное 
положение смягчилось только летом 1922 года, когда партия благодаря своей 
лихорадочной активности стала все больше обращать на себя внимание. Начиная с 
этого времени, у неё устанавливаются и развиваются более интенсивные контакты с 
сетью покровителей и кредиторов, которые не были её прямыми сторонниками, а 
представляли состоятельные, напуганные угрозой