которых должен был основываться мирный договор. Поэтому они выступали против 
требований Фоша и Франции. Они заручились поддержкой Клемансо, пообещав ему, 
вопервых, совместную англоамериканскую гарантию обороны Франции, вовторых, 
демилитаризованную зону и, втретьих, полное и длительное разоружение Германии. 
Клемансо согласился на это, невзирая на протесты Фоша и вопреки собственному 
чутью. Таким образом, Вильсон, Ллойд Джордж и Клемансо подписали гарантийный 
договор. Сенат Соединенных Штатов отказался ратифицировать договор[2]. Он не 
посчитался с подписью Вильсона. Нам, так считавшимся с мнениями и желаниями 
Вильсона во всем, что касалось установления мира, без особых церемоний было 
заявлено, что мы должны были бы лучше знать американскую конституцию. 
Французский народ, объятый страхом, гневом и смятением, тотчас же отказался от 
услуг Клемансо, этого сурового, властного человека с его мировым авторитетом и 
исключительными связями в английских и американских кругах.
      «Неблагодарность по отношению к своим великим людям, – говорит Плутарх, – 
есть характерная черта сильных народов».
      Однако со стороны Франции неблагоразумно было проявлять эту черту теперь, 
когда она была так прискорбно ослаблена. Восстановлению ее сил очень мало 
способствовало возобновление интриг между различными группировками и 
непрерывная смена правительств и министров, столь характерные для Третьей 
республики, – сколь бы выгодными или занятными эти интриги ни казались их 
участникам.
      Пуанкаре, сильнейший из преемников Клемансо, пытался создать независимое 
Рейнское государство под покровительством и контролем Франции. Эта затея не 
имела ни малейших шансов на успех. Пытаясь принудить Германию к выплате 
репараций, он не поколебался с этой целью вторгнуться в Рурскую область. Эта 
мера, конечно, вынуждала Германию к соблюдению договорных обязательств, но она 
была сурово осуждена английским и американским общественным мнением.
      Озлобление англичан против Германии, столь сильное вначале, очень скоро 
уступило место столь же сильному противоположному чувству. Возник разлад между 
Ллойд Джорджем и Пуанкаре, неуживчивый характер которого служил помехой его 
твердой и дальновидной политике. Обе страны разошлись как во взглядах, так и в 
действиях, и англичане стали усиленно проявлять свою симпатию к Германии и даже 
восхищение ею.
      Едва была создана Лига Наций, как ей был нанесен почти смертельный удар. 
Соединенные Штаты отреклись от детища президента Вильсона, а затем его партия и 
его политический курс были сметены победой республиканцев на президентских 
выборах 1920 года.
      На другой же день после победы республиканцев по ту сторону Атлантики 
восторжествовали изоляционистские Иден. Согласно этим идеям Европе надо 
предоставить возможность вариться в собственном соку, и пусть она платит свои 
долги, как положено по закону.
      На Вашингтонской конференции 1921 года Соединенные Штаты внесли далеко 
идущие предложения по морскому разоружению, и английское и американское 
правительства рьяно начали топить свои линкоры и разрушать свои военные базы. 
Все это делалось на основе довольно странной логики, согласно которой аморально 
разоружать побежденных, если и победители в свою очередь не лишат себя оружия. 
Англия и Соединенные Штаты осуждали Францию, которая была лишена и границы по 
Рейну, и гарантийного договора за то, что она сохранила, хотя и в сильно 
сокращенном размере, свою армию на основе всеобщей воинской повинности.
      Соединенные Штаты дали понять Англии, что сохранение ее союза с Японией, 
который японцы так щепетильно соблюдали, будет служить помехой в 
англоамериканских отношениях. В связи с этим союз был аннулирован. Этот акт 
произвел глубокое впечатление в Японии и был расценен как пощечина азиатской 
державе со стороны западного мира. Тем самым были порваны многие связи, которые 
в дальнейшем могли оказаться чрезвычайно ценными для сохранения мира. Таким 
образом, как в Европе, так и в Азии победоносные союзники быстро создавали 
обстановку, при которой во имя мира расчищался путь для новой войны.
      Пока под неумолчный аккомпанемент благонамеренных банальностей, 
повторявшихся по обе стороны океана, происходили все эти досадные события, в 
Европе появился новый источник распри, более серьезный, чем империализм царей и 
кайзеров. Гражданская война в России завершилась полной победой большевистской 
революции. Правда, советские армии, двинувшиеся на покорение Польши, были 
отражены в битве под Варшавой, но Германия и Италия едва не стали жертвой 
коммунистических замыслов и пропаганды, а Венгрия действительно подпала 
временно под власть коммунистического диктатора Белы Куна. Хотя, по 
справедливому замечанию Фоша, «большевизм никогда не пересекал границ 
победителей», все же в первые послевоенные годы сотрясался весь фундамент 
европейской цивилизации. Фашизм был тенью или уродливым детищем коммунизма[3]. 
В то же самое время, когда ефрейтор Гитлер оказывал услугу немецкому офицерству 
в Мюнхене, возбуждая у солдат и рабочих лютую ненависть к евреям и коммунистам, 
на которых он возлагал вину за поражение Германии, другой авантюрист – Бенито 
Муссолини предложил Италии новую форму правления, которая под предлогом 
спасения итальянского народа от коммунизма обеспечивала самому Муссолини 
диктаторскую власть. Так были поставлены на ноги эти родственные движения, коим 
суждено было в скором времени ввергнуть весь мир в еще более ужасную битву, 
которую никто не назовет окончившейся даже после их сокрушения.
      Тем не менее оставалась еще прочная гарантия мира. Германия была 
разоружена. Вся ее артиллерия и иное оружие были уничтожены. Ее флот был уже 
потоплен в СкапаФлоу самими немцами. Ее огромная армия была распущена. По 
Версальскому договору Германии разрешалось иметь для поддержания порядка в