видирован, 
миллион немцев и пять тысяч орудий были переброшены на запад и в последнюю 
минуту чуть не изменили ход войны и едва не навязали нам гибельный мир. 
      Этот вопрос о Восточном фронте имеет гигантское значение[40]. Я удивлен 
тем, что он не вызывает большего беспокойства. Я, конечно, не прошу милостей у 
Советской России. Сейчас не время просить милостей у других стран. Однако перед 
нами предложение – справедливое и, помоему, более выгодное предложение, чем те 
условия, которых хочет добиться наше правительство. Это предложение проще, 
прямее и более действенно. Нельзя допускать, чтобы его отложили в сторону, 
чтобы оно ни к чему не привело. Я прошу правительство его величества усвоить 
некоторые из этих неприятных истин. Без действенного Восточного фронта 
невозможно удовлетворительно защитить наши интересы на Западе, а без России 
невозможен действенный Восточный фронт. Если правительство его величества, 
пренебрегавшее так долго нашей обороной, отрекшись от Чехословакии со всей ее 
военной мощью, обязавши нас, не ознакомившись с технической стороной вопроса, 
защитить Польшу и Румынию, отклонит и отбросит необходимую помощь России и 
таким образом вовлечет нас наихудшим путем в наихудшую из всех войн, оно плохо 
оправдает доверие и, добавлю, великодушие, с которым к нему относились и 
относятся его соотечественники». 
      
      Попытки западных держав создать оборонительный союз против Германии 
сопровождались не меньшими усилиями другой стороны. Переговоры между 
Риббентропом и Чиано в Комо в начале мая официально и публично увенчались так 
называемым «Стальным пактом», подписанным двумя министрами иностранных дел в 
Берлине 22 мая. Это было вызывающим ответом на хрупкую сеть английских гарантий 
в Восточной Европе. 23 мая, на следующий день после подписания «Стального 
пакта», Гитлер ускорил совещание с высшим командным составом вооруженных сил. В 
секретных протоколах этого совещания говорится:
      
      «Польша всегда была на стороне наших врагов. Несмотря на договоры о 
дружбе, Польша всегда втайне намеревалась воспользоваться любым случаем, чтобы 
повредить нам. Предмет спора вовсе не Данциг. Речь идет о расширении нашего 
жизненного пространства на востоке и об обеспечении нашего продовольственного 
снабжения. Поэтому не может быть и речи о том, чтобы пощадить Польшу. Нам 
осталось одно решение: напасть на Польшу при первой удобной возможности. Мы не 
можем ожидать повторения чешского дела. Будет война. Наша задача – изолировать 
Польшу. Успех изоляции будет решать дело. 
      Не исключена возможность, что германопольский конфликт приведет к войне 
на западе. В таком случае придется сражаться в первую очередь против Англии и 
Франции. Если бы существовал союз Франции, Англии и России против Германии, 
Италии и Японии, я был бы вынужден нанести Англии и Франции несколько 
сокрушительных ударов. Я сомневаюсь в возможности мирного урегулирования с 
Англией. Мы должны подготовиться к конфликту. Англия видит в нашем развитии 
основу гегемонии, которая ее ослабит. Поэтому Англия – наш враг, и конфликт с 
Англией будет борьбой не на жизнь, а на смерть. 
      Англия знает, что проигрыш войны будет означать конец ее мировой мощи. 
Англия – движущая сила сопротивления Германии. Если удастся успешно занять и 
удержать Бельгию и Голландию, и если Франции будет также нанесено поражение, то 
будут обеспечены основные условия для успешной войны против Англии»[41]. 
      
      30 мая германское министерство иностранных дел направило следующую 
инструкцию своему послу в Москве: «В противоположность ранее намеченной 
политике мы теперь решили вступить в конкретные переговоры с Советским Союзом».
      В то время как страны оси сплачивали свои ряды для военной подготовки, 
жизненно важное связующее звено между западными державами и Россией погибло. 
Скрытые разногласия видны из речи комиссара по иностранным делам Молотова 31 
мая, произнесенной в ответ на речь Чемберлена в палате общин 19 мая.
      
      «В связи со сделанными нам предложениями английского и французского 
правительств Советское правительство вступило в переговоры с последними насчет 
необходимых мер борьбы с агрессией. Это было еще в середине апреля. Начавшиеся 
тогда переговоры еще не закончены. Однако некоторое время назад стало ясно, что 
если в самом деле хотят создать дееспособный фронт миролюбивых стран против 
наступления агрессии, то для этого необходимы, как минимум, такие условия: 
заключение между Англией, Францией и СССР эффективного пакта взаимопомощи 
против агрессии, имеющего исключительно оборонительный характер; гарантирование 
со стороны Англии, Франции и СССР государств Центральной и Восточной Европы, 
включая в их число все без исключения пограничные с СССР европейские страны, от 
нападения агрессоров; заключение конкретного соглашения между Англией, Францией 
и СССР о формах и размерах немедленной и эффективной помощи, оказываемой друг 
другу и гарантируемой государствам в случае нападения агрессоров». 
      
      Переговоры зашли как будто в безвыходный тупик. Принимая английскую 
гарантию, правительства Польши и Румынии не хотели принять аналогичного 
обязательства в той же форме от русского правительства. Такой же позиции 
придерживались и в другом важнейшем стратегическом районе – в Прибалтийских 
государствах. Советское правительство разъяснило, что оно