я сибирским холодом, его тщательно взвешенные и 
часто мудрые слова, его любезные манеры делали из него идеального выразителя 
советской политики в мировой ситуации, грозившей смертельной опасностью.
      Переписка с ним по спорным вопросам всегда была бесполезной, и если в ней 
упорствовали, она заканчивалась ложью и оскорблениями. Лишь однажды я как будто 
добился от него естественной, человеческой реакции. Это было весной 1942 года, 
когда он остановился в Англии на обратном пути из Соединенных Штатов, мы 
подписали англосоветский договор, и ему предстоял опасный перелет на родину. У 
садовой калитки на Даунингстрит, которой мы пользовались в целях сохранения 
тайны, я крепко пожал ему руку, и мы взглянули друг другу в глаза. Внезапно он 
показался мне глубоко тронутым. Под маской стал виден человек. Он ответил мне 
таким же крепким пожатием. Мы молча сжимали друг другу руки. Однако тогда мы 
были прочно объединены, и речь шла о том, чтобы выжить или погибнуть вместе. 
Вся его жизнь прошла среди гибельных опасностей, которые либо угрожали ему 
самому, либо навлекались им на других. Нет сомнений, что в Молотове советская 
машина нашла способного и во многих отношениях типичного представителя – всегда 
верного члена партии и последователя коммунизма, Дожив до старости, я радуюсь, 
что мне не пришлось пережить того напряжения, какому он подвергался – я 
предпочел бы вовсе не родиться. Что же касается руководства внешней политикой, 
то Сюлли, Талейран и Меттерних с радостью примут его в свою компанию, если 
только есть такой загробный мир, куда большевики разрешают себе доступ.
      8 мая английское правительство наконец ответило на советскую ноту от 17 
апреля. Хотя текст английского документа не был обнародован, ТАСС опубликовало 
9 мая заявление, в котором излагались основные пункты английских предложений. 
10 мая официальный орган газета «Известия» напечатала коммюнике, где говорилось,
 что изложение агентством Рейтер английских предложений, а именно, что 
«Советское правительство должно дать отдельные гарантии всем соседним 
государствам и что Великобритания обязуется прийти на помощь СССР, если 
последний будет вовлечен в войну в результате своих гарантий», не соответствует 
действительности. Советское правительство, говорилось в коммюнике, получило 
английские контрпредложения 8 мая, но в них не упоминалось об обязательстве 
Советского Союза дать отдельные гарантии каждому из соседних с ним государств. 
Однако в них действительно говорилось, что СССР будет обязан прийти немедленно 
на помощь Великобритании и Франции в случае, если они будут вовлечены в войну в 
связи со своими гарантиями, данными Польше и Румынии. Однако не упоминалось ни 
словом о какойлибо их помощи Советскому Союзу, если бы он оказался вовлеченным 
в войну вследствие своих обязательств в отношении какоголибо из государств 
Восточной Европы.
      Несколько позже в тот же самый день Чемберлен заявил, что правительство 
приняло на себя новые обязательства в Восточной Европе, не приглашая Советское 
правительство к прямому участию ввиду различных затруднений. По его словам, 
правительство его величества предложило, чтобы Советское правительство сделало 
от собственного имени аналогичную декларацию и выразило готовность, если его об 
этом попросят, оказать помощь странам, которые могут стать жертвой агрессии и 
будут готовы защищать свою независимость.
      
      «Почти одновременно Советское правительство предложило более широкий и 
более жесткий план, который, независимо от его возможных преимуществ, неизбежно 
вызывал, по мнению правительства его величества, те самые затруднения, которых 
оно пыталось избежать с помощью своих предложений. 
      Вследствие этого правительство его величества указало Советскому 
правительству на наличие таких трудностей. В то же время оно несколько 
видоизменило свои первоначальные предложения. В частности, оно (правительство 
его величества) уточнило, что если Советское правительство желает поставить 
свое вмешательство в зависимость от вмешательства Великобритании и Франции, то 
у правительства его величества со своей стороны нет возражений». 
      
      Нужно пожалеть, что об этом не было недвусмысленно заявлено двумя 
неделями раньше.
      Здесь следует упомянуть, что 12 мая турецкий парламент официально 
ратифицировал англотурецкое соглашение. Посредством такого расширения наших 
обязательств мы надеялись укрепить свое положение на Средиземном море на случай 
кризиса. Это было нашим ответом на оккупацию Албании Италией. Точно так же, как 
закончился период переговоров с Германией, наши отношения с Италией зашли 
фактически в такой же тупик.
      Переговоры с Россией шли вяло, и 19 мая весь этот вопрос был поднят в 
палате общин. Краткие прения, носившие серьезный характер, фактически 
ограничились выступлениями лидеров партий и видных бывших министров. Ллойд 
Джордж, Иден и я настойчиво указывали правительству на жизненно важную 
необходимость немедленно заключить с Россией соглашение наиболее далеко идущего 
характера и на условиях равноправия. Первым выступил Ллойд Джордж, который в 
самых мрачных красках нарисовал картину смертельной опасности:
      
      «Во всем мире создалось впечатление, что агрессоры готовят чтото вроде 
нового нападения. Никто не знает наверняка, где это произойдет. Мы видим, что 
они спешно вооружаются невиданными доныне темпами, выпуская в первую очередь 
оружие для наступления – танки, бо