оль одного луча до тех пор, пока он не обнаружит второй 
луч, а затем сбросить бомбы, что и требуется!
      Это и был принцип расщепленного луча и конструкции знаменитого прибора 
«Кникебейн», на который Геринг возлагал большие надежды. Всем военным летчикам 
в Германии внушили, что с помощью этого аппарата можно будет бомбить английские 
города, несмотря ни на какие тучи, туманы и темноту, и притом в совершенной 
безопасности как от зенитных батарей, так и от истребителейперехватчиков. 
Верховное командование германских военновоздушных сил со своей склонностью к 
логическому мышлению и планированию в широких масштабах поставило на карту все 
при создании этого прибора, с помощью которого, как это было в случае с 
магнитной миной, оно рассчитывало покончить с нами. Вот почему оно даже не 
взяло на себя труд обучать своих летчиков бомбардировочной авиации трудному 
искусству аэронавигации, которому обучались наши летчики. Их умы и сердца 
привлек значительно более простой и верный способ, чем обучение большого числа 
людей, способ, приводящий к хорошим результатам благодаря достижениям науки. 
Немецкие летчики следовали за лучом, как германский народ следовал за фюрером. 
Им больше не за чем было следовать.
      Однако, будучи вовремя предупреждены и действуя обдуманно, простодушные 
англичане сумели ответить им должным образом. Своевременно построив на 
собственной территории надлежащие станции, мы могли забивать лучи. Но это, 
конечно, почти тотчас же было разгадано противником. Был еще другой, лучший 
выход. Мы могли настроить наш прибор, повторяющий сигнал таким образом, чтобы 
он усиливал сигнал лишь одной половины расщепленного луча, не действуя на 
вторую половину. Таким образом, немецкий летчик, пытаясь лететь так, чтобы 
сигналы, подаваемые обеими половинами расщепленного луча, достигали его в 
равной степени, неизбежно отклонялся бы от нужного курса. Следовательно, град 
бомб, который предназначался для разрушения городов или по меньшей мере для 
устрашения нашего населения, должен был упасть в 15 – 20 милях от городского 
центра в открытом поле.
      Будучи хозяином положения и не считая нужным тратить время на споры, я, 
разобравшись в основных принципах этой страшной смертельной игры, отдал в тот 
же июньский день все необходимые распоряжения, имевшие целью на основе 
признания существования этого луча принять самым срочным образом необходимые 
контрмеры, чтобы обеспечить абсолютное превосходство. Малейшее нежелание 
проводить эту политику или уклонение от нее должны были докладываться мне. В 
условиях быстро развивавшихся событий я не беспокоил кабинет и даже начальников 
штабов. Если бы я встретился с какимлибо серьезным препятствием, я, конечно, 
обратился бы к этим дружеским судилищам и рассказал бы им длинную историю. 
Однако в этом не было необходимости, так как в таком ограниченном и в то время 
почти закрытом кругу все с готовностью повиновались, а вне этого круга всякого 
рода помехи могли быть сметены.
      Примерно 23 августа первые новые станции «Кникебейн» близ Дьепа и Шербура 
были настроены на Бирмингем, после чего началось мощное ночное наступление. 
Конечно, нам пришлось пережить периоды «детских болезней». Однако уже по 
истечении нескольких дней мы научились отклонять или нарушать действие лучей 
«Кникебейн», и в течение последующих двух месяцев, то есть критических месяцев 
– сентября и октября, немецкие бомбардировщики блуждали над Англией, ведя 
бомбардировки наугад или же совершенно сбиваясь с пути.
      Немецкие летчики в скором времени стали подозревать, что их лучи искажают.
 Говорят, что в течение этих двух месяцев никто не осмеливался сказать Герингу, 
что его, геринговские, лучи искажают или забивают. В силу своего невежества он 
убедил себя в том, что это невозможно. Личному составу германских 
военновоздушных сил читали специальные лекции и убеждали его в том, что луч 
непогрешим и что всякий, кто сеет сомнения на этот счет, будет немедленно 
выброшен вон. Немецких летчиков уверяли, что в результате массированных 
бомбардировок нам, англичанам, приходится переносить большие потери и что почти 
каждый из них смог бы нанести удар, по крайней мере, Лондону. Конечно, в 
отдельных случаях могли бы быть неточные попадания, но вся германская система 
бомбардировок была настолько расстроена нашими контрмерами, – к чему добавлялся 
обычный процент ошибок, – что не более одной пятой части немецких бомб падало в 
пределах объектов бомбардировок. Мы должны расценивать это как значительную 
победу, так как даже пятая доля немецких бомб, упавших на нас, была достаточной 
для того, чтобы нарушить наш комфорт и наши занятия.
      После ряда внутренних раздоров немцы наконец пересмотрели свой метод. К 
счастью для них, оказалось, что одно из их воздушных соединений – «боевая 
группа 100» – применяло свой отдельный луч. Используемая им аппаратура носила 
название – аппарат «X». Когда это загадочное название стало нам известно, оно 
заставило нашу разведку немало поломать себе голову. Однако к середине сентября 
мы уже узнали о нем достаточно для того, чтобы принять контрмеры, но 
необходимая для этого аппаратура могла быть изготовлена нами не раньше чем 
через два месяца. До того момента «боевая группа 100» могла точно сбрасывать 
свои бомбы. Противник поспешно сформировал из подразделений этой группы ряд 
отрядов «следопытов», которые использовались для того, чтобы вызывать пожары с 
помощью зажигательных бомб, сбрасываемых в районе намеченных объектов. Эти