ли де Голль и его компания к фашизму? Я и сейчас еще помню, как тихонько вошел 
ко мне в кабинет Эттли и попросил заверений, способных успокоить его совесть 
демократа, а затем после беседы со мной удалился с улыбкой на лице. 

В конечном счете все зависело от премьер-министра. А он в глубине души не мог 
решиться на то, чтобы "Свободная Франция" стала самостоятельной. К тому же 
всякий раз, когда деловое обсуждение вопросов приводило нас к резким 
разногласиям, он придавал им характер столкновений на личной почве. Самого его 
они огорчали тем больше, чем сильней была связывавшая нас дружба. Подобные 
настроения и чувства в сочетании с приемами его политической тактики вызывали у 
того приступы гнева, чрезвычайно осложнявшие наши отношения. 

У этого выдающегося человека были в то время и иные основания приходить в 
ярость. Несмотря на то что англичане прилагали достойные восхищения усилия в 
войне, особенно в подводной, они терпели иной раз серьезные неудачи, которые 
были тем более досадны, что не всегда материальное превосходство было на 
стороне противника. 10 декабря 1941 у берегов Малайи японские самолеты потопили 
великолепный линкор "Принс оф Уэлс" и тяжелый крейсер "Рипалс", прежде чем они 
успели сделать хотя бы одни выстрел. 15 февраля 1942 в Сингапуре после 
непродолжительного сопротивления сложила оружие семидесятитрехтысячная 
английская армия. В июне, несмотря на то что англичане сосредоточили на Востоке 
крупные силы, Роммель прорвал фронт 8-й армии и отбросил ее к самой Александрии,
 а 33 тысячи английских солдат, оборонявших Тобрук, капитулировали с ничем не 
оправданной поспешностью. Черчилль лучше чем кто-либо другой понимал 
последствия этих неудач для хода войны. Но он страдал от этого прежде всего как 
англичанин и как солдат. 

Следует добавить, что в руководящих кругах находились люди, которые, действуя 
исподтишка, не стеснялись возлагать на него вину за кое-какие из этих неудач. 
Хота вся Англия дорожила Уинстоном Черчиллем как зеницей ока, некоторые 
недоброжелательные высказывания по его адресу можно было читать в газетах, 
слышать в парламенте, в различных комитетах и клубах. В таких условиях в первые 
месяцы 1942 у Черчилля не было оснований для того, чтобы проявлять любезность и 
мягкость по отношению к кому-либо, в частности и ко мне. 

И наконец - быть может, это и есть самое главное - премьер-министр взял за 
правило не предпринимать ничего важного без согласия Рузвельта. Хотя его больше 
чем кого-нибудь другого из англичан Задевала неловкая тактика Вашингтона, хотя 
он с трудом переносил состояние подчиненности, на которое американская помощь 
обрекала Британскую империю, хотя его коробило от тона превосходства, который 
усвоил по отношению к нему президент, Черчилль раз и навсегда решил 
придерживаться такой линии поведения, которая диктовалась жизненно важной 
необходимостью союза с Америкой. Поэтому он остерегался занимать по отношению к 
"Свободной Франции" позицию, которая шла бы вразрез с позицией Белого дома. И 
поскольку Рузвельт относился к генералу де Голлю недоверчиво, Черчилль со своей 
стороны был вынужден проявлять сдержанность. 

Когда я приехал в Лондон в сентябре 1941, премьер-министр находился в 
исключительно плохом настроении. Он был весьма недоволен тем, что произошло 
между нами и англичанами в Сирии и Ливане. 2 сентября он даже написал мне, что 
ввиду занимаемой мною позиции он не считает нашу встречу целесообразной. 9 
сентября Черчилль выступил в палате общин с речью, внушавшей беспокойство. Он, 
разумеется, признавал, что "из всех европейских держав Франция занимала в 
странах Леванта особо привилегированное положение". Но он взял на себя смелость 
добавить, что "не может быть и речи о том, чтобы Франция продолжала сохранять в 
Сирии то же положение, что и до войны... и что даже во время войны нельзя 
ограничиться лишь простой заменой влияния Виши влиянием "Свободной Франции"". 
Как обычно, недовольство Черчилля сопровождалось усилением напряжения во 
франко-английских отношениях. Несколько дней кряду лондонское правительство 
подчеркнуто отказывалось иметь какие-либо дела с нами и закрывало перед нами 
все двери. Это вынудило меня к тому, что со своей стороны я приказал 
представителям "Свободной Франции" прекратить на время участие в передачах 
лондонского радио. Тем временем маятник качнулся в другую сторону, и за этими 
неприятностями вскоре последовало восстановление отношений. 15 сентября я имел 
беседу с Черчиллем, которая хоть и плохо началась, но закончилась хорошо. В 
заключение он заверил меня, что политика его правительства на Ближнем Востоке 
будет и впредь руководствоваться соглашением, заключенным между нами в Каире. 

Стремясь добиться полной ясности, я несколько раз встречался с Иденом в октябре 
и ноябре. Мы пришли к соглашению по основным вопросам. Англия признавала, что 
французский мандат сохраняет силу и что осуществление его доверяется генералу 
де Голлю до тех пор, пока мандат не будет заменен другими соглашениями, 
утвержденными в соответствии с законодательством Французской Республики, то 
есть фактически после окончания войны. Она соглашалась, что провозглашение 
"Свободной Францией" независимости Сирии и Ливана не должно означать изменения 
этого правового положения. Кроме того, было установлено, что соглашения 
Литтлтон-де Голль останутся основой франко-английских отношений на Востоке. 

И действительно, когда генерал Катру 27 сентября провозгласил независимость и 
суверенность Сирийской Республики, возглавляемой президентом шейхом