Пюше трибуналу армии. Председателем трибунала был Верен, первый председатель 
алжирского суда второй инстанции, а судьями - советник Фишер и генералы Шадебек 
де Лавалад, Коше и Шмидт. Обязанности прокурора исполнял генерал Вейс. 
Обвиняемый защищался ловко и энергично. Но среди прочих инкриминируемых ему 
действий имелось два преступления, которые заставили трибунал приговорить 
виновника к высшей мере наказания. Будучи министром, Пюше разослал префектам 
циркулярное распоряжение предоставить рейху, в порядке трудовой повинности, то 
количество рабочих, которое он потребовал. Кроме того, были все основания 
полагать, что когда в Шатобриане немцы решили расстрелять некоторых заключенных 
- в виде репрессии за убийство своих солдат, - негодяй Пюше по собственному 
своему почину направил им список лиц, которых он просил казнить в первую 
очередь. Неприятель удовлетворил его гнусную просьбу. После освобождения были 
найдены формальные доказательства этого преступления. 

Генерал Жиро, вызванный в суд в качестве свидетеля, говорил об обвиняемом 
весьма сдержанно. После приговора он явился ко мне и попросил отсрочить казнь. 
Я, конечно, мог ответить только отказом. Сам Пьер Пюше до конца утверждал, что 
он действовал лишь в интересах государства. В последнем своем слове на суде он 
воскликнул, намекая на де Голля: "Пусть тот, на кого Франция возлагает ныне все 
свои упования, отнимет у меня жизнь, если это поможет ему выполнить свою миссию.
 Я отдам ему свою жизнь". Встретил он смерть мужественно, сам скомандовал 
"пли!" солдатам, назначенным для расстрела. В урагане бедствий, потрясавшем 
Родину, люди, разделившиеся на два лагеря, хотели вести нацию и государство к 
целям резко различным и путями прямо противоположными. С этого момента 
установилось, что ответственность как тех, так и других определяется здесь, на 
земле, не их намерениями, но их действиями, так как дело идет о спасении родины.
 Какими бы помыслами люди ни руководились, каждому воздается по его делам. Ну а 
потом? Потом? Пусть Господь Бог рассудит души мертвых. Пусть Франция похоронит 
их тела. 

Но страна, она-то должна жить. Комитет освобождения и старался сделать так, 
чтобы она могла жить, когда с нее сбросят оковы. Я лично был убежден, что из 
всего океана финансовых, экономических, социальных проблем, которые тогда 
немедленно встанут перед нею, практически удастся сделать только то, что 
заранее будет разработано, подготовлено и решено, а поэтому я сосредоточил 
значительную часть усилий правительства на будущем предмете его деятельности. Я 
знал, что нас ждут три смертные опасности: инфляция, нестерпимо низкий уровень 
заработной платы и оплаты услуг и недостаток продовольствия. 

Действительно, из-за выплачивавшейся оккупантам контрибуции на их содержание 
сумма бумажных денег, находившихся в обращении к весне 1944 втрое превысила 
сумму, обращавшуюся в 1940, а количество товаров уменьшилось вдвое. Это вызвало 
огромное повышение реальных цен, бешеную спекуляцию на черном рынке и 
несказанные лишения для большинства населения. В то же время под нажимом врага, 
желавшего заполучить для Германии французских рабочих, заработная плата на 
фабриках и заводах и оклады жалованья служащих были блокированы на основе очень 
низких тарифов. Зато некоторые коммерсанты, дельцы, посредники получали 
сказочные барыши. Учитывая и психологический переворот, который должно вызвать 
освобождение, следовало ожидать, что страну сразу же ожидает катастрофическое 
обесценение денег, волна социальных требований и голод. 

Пустить все на самотек правительство не имело права: это значило бы обречь 
страну на непоправимые потрясения, ибо под ударом освобождения разразится 
инфляция, и тогда рухнут все плотины. А попытки блокировать одновременно вклады,
 банкноты, заработную плату и цены привели бы к взрыву котла. Для таких 
начинаний понадобились бы тяжелые принудительные меры, которые вряд ли могла бы 
перенести нация, только что вышедшая из-под гнета; это вызвало бы социальные 
потрясения, несовместимые с необходимостью оживить производство и поднять 
страну из руин; рынки тогда опустели бы, а между тем у общественных властей не 
было бы иных возможностей кормить народ, поскольку все запасы исчезли, а в 
государственной казне нет валюты для массовых закупок продовольствия за 
границей, да и торговый флот союзников тогда все еще будет занят перевозками 
военных грузов. Между двумя крайностями Комитет освобождения принял среднее 
решение, которое, однако, тоже не было легким. 

Обменять банковские билеты, обложить налогом разбогатевших во время войны, 
конфисковать незаконные прибыли, регламентировать банковские текущие счета, 
оставив пока в распоряжении вкладчиков только суммы, необходимые для их 
неотложных нужд, и, воззвав к оптимизму, который породит в стране победа над 
врагом, выпустить на большую сумму внутренний заем - он поглотит значительную 
часть имеющихся ликвидных сумм, и таким образом будет уменьшена сумма бумажных 
денег, находящихся в обращении. Выровнять закупочные цены на 
сельскохозяйственные продукты первой необходимости при помощи субсидий 
товаропроизводителям и удерживать таким образом продажные цены на низком уровне.
 Субсидии вызовут прилив продуктов на рынки. Провести прибавку к заработной 
плате рабочих и жалованью служащих, прибавку "существенную" - процентов 
тридцать, - таким образом мы избегнем социального кризиса. Но, кроме того, надо 
уже сейчас обеспечить подкрепление в виде ввоза продовольствия извне. С этой 
целью правительство весной 1944 образовало на заморских территориях запасы 
продовольствия на сумму в десять миллиардов (по курсу того времени) и