под бременем тяжелой тайны. По пути, в Гибралтаре, я увидел, что там кипит 
работа, и не мог не заметить также весьма загадочного поведения местного 
губернатора - генерала Макфарлана, обычно державшегося весьма непринужденно. 
Все это были ясные признаки того, что вскоре в районе Средиземноморья должны 
разыграться крупные события без нашего участия. В Каир я прибыл 7 августа. 

Атмосфера там была столь же удушливая, как и жара. Общее настроение 
свидетельствовало о том, что недавние неудачи 8-й армии еще отнюдь не забыты. 
Хотя продвижение Роммеля уже полтора месяца как приостановилось, он находился в 
Эль-Аламейне, откуда его танки могли за два часа достичь Александрии. В 
правительственных кругах, в посольстве, в Генеральном штабе - повсюду англичане 
с беспокойством следили за загадочными действиями короля Фарука{13} и многих 
видных египтян, которые, по-видимому, готовы были примкнуть к державам оси, в 
случае если они одержат победу. Правда, Нахас-паша{14}, давний противник 
англичан, но помирившийся с ними к выгоде обеих сторон, был поставлен королем 
во главе правительства по настоятельной рекомендации сэра Майлса Лэмпсона, 
английского посла, которому случалось направляться на аудиенцию во дворец под 
охраной танковой колонны. Нахас-паша сказал мне в прошлом году: "У нас с вами 
есть общая черта: и вы и я располагаем в наших странах большинством, но не 
властью". Теперь он был у власти. Но где окажется его большинство, если 
итало-германские войска продефилируют по улицам столицы? 

Что касается английских военных деятелей, то генерал Окинлек{15} сохранял 
спокойствие и держался со свойственной ему прямотой, маршал авиации Теддер 
вполне владел собой и был компетентен в порученных ему делах. Но лица, стоявшие 
на менее высоких постах, в большинстве казались встревоженными и желчными; они 
ожидали по-видимому, больших изменений в верхах; они были раздражены 
критическими выступлениями в парламенте и в лондонской прессе и нервничали, 
наблюдая, как египтяне неприязненно держатся и высказываются по их адресу и в 
то же время подчеркнуто приветствуют только полки "Свободной Франции" на улицах 
и на экранах кино, а со времени моего прибытия в Каир твердят, что де Голль 
теперь возглавит командование на Востоке. Правда также и то, что, как бы в 
порядке компенсации, в Египет во все большем количестве прибывали хорошо 
оснащенные и свежие английские части, доблестные военно-воздушные эскадрильи, а 
также отборное военное снаряжение - все это направляло сюда щедрой рукой 
лондонское правительство в связи с готовящимся реваншем. 

Если англичанами владели смешанные чувства надежды и меланхолии, то наши люди 
были охвачены ликованием. Бир-Хакейм возвысил их в собственных глазах. Я был у 
них 8 и 11 августа. Лармина представил мне свои части. Во время великолепного 
смотра 1-й легкой дивизии я вручил Крест освобождения генералу Кенигу и 
нескольким другим лицам, в частности полковнику Амилаквари. Я проинспектировал 
также 2-ю легкую дивизию под командованием Казо и мотомеханизированную группу 
Реми{16}; все эти части были хорошо экипированы и рвались в бой. Вслед за тем я 
посетил наших летчиков и парашютистов. Все эти части представляли собой силу, 
закаленную перенесенными испытаниями, и я мог быть уверен, что ничто их от меня 
не отвратит. Когда я видел, как маршируют батальоны, батареи, броневики, обозы, 
механизированные "с ног до головы", как в рядах шагают бок о бок закаленные 
воины разных рас, сияющие от радости, несмотря на палящее августовское солнце, 
во главе с офицерами, заранее готовыми пожертвовать всем ради славы и ради 
победы, сердце мое наполнялось верой и гордостью. Я чувствовал, что между мной 
и ими устанавливается контакт, что душой мы вместе, - вот почему мы все ощущали,
 как в нас подымается волна радости, но по мере того, как уходили вдаль 
последние ряды наших войск, холодный рассудок брал свое. Я начинал думать вновь 
о тех солдатах, матросах, летчиках Франции, которых там в силу нелепых приказов 
вынуждали драться против "голлистов" и союзников. 

В нашем представительстве в Каире я имел случай познакомиться с многочисленной 
французской колонией в Египте. Барон Бенуа достойно представлял здесь Францию. 
Благодаря ему, а также благодаря барону Дево, Рене Филиолю и Жоржу Горсу здесь 
надежно охранялись культурные, религиозные и экономические интересы Франции 
вплоть до момента, когда египетское правительство признает Французский 
национальный комитет. Пресса и радиовещание Египта получали от нашего 
представителя все необходимые материалы. Большинство французов морально были со 
мной. В то же время Бенуа, которому мы оказывали энергичную поддержку из 
Лондона, сумел добиться того, что администрация Суэцкого канала осталась 
французской, хотя английское морское министерство с удовольствием взяло бы ее в 
свое ведение. Именно французы обеспечили функционирование канала в течение всей 
войны немаловажный и достойный похвалы вклад в усилия союзников: ведь морские и 
сухопутные коммуникации восточного театра, а также грузы, предназначенные для 
Сирии, Ливана, Палестины, Иордании, - все это проходило через Порт-Саид, между 
тем как немцы непрерывно бомбили караваны судов и шлюзы. Я решил выступить в 
Исмаилии с приветствием персоналу канала и посетил маленькую комнатку, откуда 
Лессепс руководил возведением этого грандиозного сооружения, оказавшегося 
жизненно необходимым в нынешнюю войну. 

Я не ограничился выступлениями перед свободными французами, разъясняя им их 
задачи, побуждая их к действию, но одновременно обсуждал с английскими 
союзниками вопросы, вызывавшие разногласия. Черчилль находился в Каире. Мы 
завтракали вместе 7 августа. "Я приехал сюда, - сказал он мне, - чтобы