|
чтобы посмотреть, как обстоят дела, и констатировал, что коммунисты, опираясь
на участников Сопротивления, восстанавливают муниципалитеты по своему
усмотрению и овладевают средствами информации. Министры ни в коем случае не
желали, чтобы этот прецедент вскоре повторился в метрополии. Они настаивали,
чтобы я поспешил изменить структуру правительства и сделал невозможными
подобные неожиданности.
Я разделял их тревогу. Однако я хотел до конца действовать осторожно, щадя
чувства доблестного солдата, который за время своей службы имел столько
выдающихся заслуг и семью которого, захваченную врагом, в это время подвергали
жестоким преследованиям.
На Корсике вскоре все уладилось. Я прибыл туда 8 октября и провел на острове
три великолепных дня. Мой визит развеял все тени. В Аяччо я обратился к народу
на площади мэрии. Мне была оказана такая горячая встреча, что в первых словах
своей речи я счет нужным сказать: "Сегодня всех нас вздымает высокая волна
национального энтузиазма". Я одновременно воздал должное и корсиканским
патриотам, и африканской армии. Я отметил полное крушение вишистского режима.
"Что же осталось от пресловутой национальной революции? - воскликнул я. - Как
случилось, что множество портретов и значков были в один миг заменены
героическим Лотарингским крестом?.. Стоило только первому освободительному
дуновению пронестись над корсиканской землей, как эта частица Франции в едином
порыве повернулась к военному правительству, единству, республике".
Затем, заметив, что мой голос раздается "из самого сердца латинского моря", я
заговорил об Италии. Я подчеркнул, до какой степени нелепы претензии нашего
латинского соседа, который вступил в чудовищный союз с немецкой алчностью и,
ссылаясь на наш упадок, пытался захватить Корсику. Восстановив справедливость,
завтрашняя Франция не будет питать враждебных чувств к родственному нам народу,
которого не отделяют от нас никакие непреодолимые разногласия. В заключение я
сказал: "Победа близка. Победит свобода. Можно ли сомневаться, что это будет и
победа Франции?"
В Аяччо я убедился, что префект Люизе, военный губернатор Моллар и мэр Эжен
Маккини оказались вполне на месте. Корте сотрясался от приветственных криков,
однако хранил свою гордую суровость. Я отправился в Сартен. Затем посетил
Бастию; ее улицы были завалены обломками: перед уходом немцы взорвали или
подожгли крупные склады военного снаряжения и боеприпасов; печальную картину
представляло собой это кладбище техники. На глазах у первых жителей,
вернувшихся в свои дома, генерал Мартен представил мне победившие войска.
Повсюду группы вооруженных добровольцев высказывали законную гордость, что они
поддержали славу Корсики, сражаясь за Францию. В каждой деревне, где я
останавливался, я видел самые трогательные демонстрации, а размещенные там
итальянские солдаты не скрывали своей симпатии к нам. Меня встречали и
провожали, бросая мне в лицо рис в знак приветствия, по корсиканскому обычаю,
под треск автоматов освободителей.
Через месяц перестройка алжирского комитета была завершена. Этого требовала
также и собравшаяся в начале ноября Консультативная ассамблея. Совершив опасное
путешествие, к нам прибывали представители Сопротивления. Они дали нам
представление о состоянии умов и свежий ветер ворвался в учреждения, на
заседания и на страницы прессы Алжира. Делегаты публиковали врученные им
избирателями послания, выражающие доверие де Голлю. Они с увлечением говорили о
подпольной борьбе, ее героях и нуждах. Они были неистощимы, создавая проекты
будущего для своего народа. Покончив в правительстве с двоевластием, я решил
привлечь в него людей, приехавших из Франции.
В октябре Комитет освобождения по моему предложению вынес постановление о том,
что отныне его будет возглавлять лишь один председатель. Сам Жиро подписался
под этим документом. Впрочем, предвидя возможность посылки в Италию
французского экспедиционного корпуса, Жиро вновь возымел надежду, что союзники
призовут его, чтобы возглавить командование войсками на полуострове. 6 ноября,
в присутствии и с полного согласия генерала Жиро, Комитет "попросил генерала де
Голля приступить к изменениям, которые он считает нужными провести в составе
правительства".
Это и было осуществлено 9 ноября. Через год после кровопролитной высадки
англо-американских войск в Алжире и в Марокко, через пять месяцев после моей
рискованной поездки в Алжир национальная воля, как ни была она подавлена и
заглушена, все же сумела себя проявить. Эта воля была столь очевидна, что ее
противники были вынуждены таиться и скрывать свое недоброжелательство. Что
касается союзников, то им пришлось примириться с тем, что воюющей Францией
управляет французское правительство. Они перестали теперь ссылаться на "военную
необходимость" и на "безопасность коммуникаций", и им пришлось в своей политике
считаться с тем, что они не в силах были изменить. Общее дело от этого только
выиграло. Я же чувствовал себя достаточно сильным и был уверен, что завтра
борьба и победа других стран станут также борьбой и победой Франции.
Глава пятая.
|
|