первые боевые отряды. В последующие дни туда прибыли: ударный батальон, 1-й 
полк марокканских стрелков, 2-й отряд марокканской пехоты, мотомеханизированная 
рота 1-го полка спаги, несколько артиллерийских подразделений, саперы и 
связисты, а также необходимые военные материалы, боеприпасы, горючее. Все это 
было доставлено на крейсерах "Жанна д'Арк" и "Монкальм", на эскадренных 
миноносцах "Фантаск" и "Террибль", на миноносцах "Аретюз" и "Касабланка". 
Эскадрилья истребителей прибыла на авиабазу Кампо дель Оро. Что касается немцев,
 то они ставили себе целью эвакуировать находившуюся на Корсике бригаду 
эсэсовцев и 90-ю танковую дивизию, которую они спешно вывозят с Сардинии. Они 
двигаются на восток по дороге Бонифачо Бастия под прикрытием значительных 
воздушных сил и крупных разведывательных отрядов, которые они посылают в глубь 
острова. Они погружают свои войска на многочисленные моторизованные баржи в 
Бастии и отправляют на остров Эльбу и в Ливорно. 

Во главе французских войск стоит генерал Мартен. Он прекрасно проводит 
операцию; сначала он создает себе плацдарм в Аяччо, потом бросает вперед 
десантные отряды, которые при поддержке бригад Сопротивления изматывают 
противника, преследуют его в Бастии, Бонифачо, Леви и т.д., и контролирует 
проходы, ведущие в глубь страны; затем он очищает Порто-Веккьо, Бонифачо, 
Гизоначча и, наконец, вплотную подходит к Бастии, вытесняя немцев из гористой, 
покрытой лесами местности Сен-Флоран и с Корсиканского мыса. К тому же генерал 
Мартен очень разумно договорился с итальянским генералом Мальи{70}, командующим 
итальянскими войсками, который, несмотря на то, что оказался в довольно 
щекотливом положении, снабжал наши части грузовиками и мулами, а кое-где даже 
оказывал им поддержку своими батареями. Генерал Луше, продвигающийся с севера, 
майор Гамбье с ударными подразделениями, полковники Латур с арабскими отрядами, 
де Бютлер со стрелками и де Ламбийи с танками блестяще проводят наступление. 
Генерал Жиро сам прибывает на Корсику через несколько дней после начала высадки 
войск и объезжает воинские части, заражая всех своей решимостью. 4 октября наши 
войска вступают в Бастию; противнику удалось вывести морем свой арьергард, но 
пришлось бросить на берегу значительное военное имущество. 

Вечером того же дня я отправляюсь к главнокомандующему и поздравляю его от 
имени правительства со счастливым завершением военной операции. Она была 
предпринята по его приказу, и он сам возглавил ее. Он взял на себя 
ответственность за ее исход, и в том была его заслуга. Хотя принятые им меры не 
отличались широкими масштабами, он столкнулся с большими трудностями, ибо ему 
приходилось отправлять людей в неизвестность, за 900 километров от наших баз, и 
организовывать взаимодействие частей, случайно набранных из армии, флота и 
авиации. 

24 сентября я выступил по алжирскому радио и сказал: "Жители Франции и всех ее 
владений приветствуют французских бойцов, сражающихся на Корсике, которым 
главнокомандующий французской армии, находящихся на месте боев, дает указания о 
дальнейших действиях. Комитет национального освобождения шлет бойцам и 
командирам, всем корсиканцам, сражающимся за освобождение своей земли, а также 
солдатам, морякам и летчикам, которых смело послала в бой возрождающаяся 
французская армия, горячие выражения любви и гордости от имени всей Франции". 

Но воздав должное военным заслугам генерала Жиро, нельзя было умолчать о том, 
что его поведение по отношению к правительству было недопустимо. И я повторил 
ему это в тот же вечер, после того как поздравил с успехом. "Это уже разговор о 
политике", - сказал он. "Да, - ответил я. - Ведь мы ведем войну. А война - это 
политика". Он слушал меня, но как будто не придавал значения моим словам. По 
существу Жиро не признавал для себя никакого подчинения. То, с чем он, казалось,
 соглашался, он все равно не выполнял. В силу своего характера, привычек, а 
также следуя определенной тактике, он ограничивался лишь военными соображениями,
 отказываясь считаться с реальной обстановкой, национальными интересами, и 
закрывая глаза на то, что входит в компетенцию власти. С таким умонастроением 
он не мог в отношениях со мной забыть о прежней разнице в чинах. Нельзя сказать,
 чтобы он не отдавал себе отчета в исключительном значении возложенной на меня 
миссии. Не раз публично и в частных беседах со мной он доказал это с 
трогательным великодушием. Но он не делал из этого практических выводов. К 
этому следует добавить, что обстоятельства, выдвинувшие его раньше на первое 
место в Северной Африке, поддержка, оказанная ему американскими политиками, 
предубеждение и неприязнь некоторых французских деятелей в отношении меня все 
это оказывало определенное влияние на его мысли и образ действий. 

Необходимо было положить конец этой фальшивой ситуации. И я решил в ближайшее 
время побудить генерала Жиро выйти из состава правительства, продолжая при этом 
пользоваться его услугами. К тому же члены Комитета освобождения тоже понимали, 
что медлить больше нельзя. Два новых члена, которых я ввел в Комитет в течение 
сентября, поддерживали это стремление к решительным мерам. Франсуа де 
Мантон{71}, прибывший из Франции, стал национальным комиссаром юстиции. 

Пьер Мендес-Франс, вышедший по моему приказу из авиационного подразделения 
"Лоррен" и взявший на себя управление финансами, заменил Кув де Мюрвиля, 
который стал представителем Франции в комиссии по делам Италии, что отвечало 
его желанию. В то же время политическая ситуация на Корсике произвела 
определенное впечатление на наших министров. Андре Филип отправился на остров,