Портсмут, и я расстался с "Комбатантом". Накануне, в тот момент, когда мы 
подходили к берегам Франции, я вручил капитану военный крест, которым наградил 
его славный корабль. Вскоре после этого контрминоносец "Комбатант" был потоплен 
врагом. 

Доказательство получено: в метрополии, так же как и в империи, французский 
народ ясно показал, на кого он возлагает обязанность руководить им. 15 июня, во 
второй половине дня, ко мне в Карлтон-гарденс пришел Иден. Он уже знал все, что 
произошло в Байё, да и информационные агентства сообщили об этом. По мнению 
Идена, Рузвельт ждал только моей поездки в Вашингтон, чтобы пересмотреть свои 
позиции. Выразив сожаление, что французское правительство не согласилось 
действовать теми методами, каких Лондон советовал нам держаться, Иден предлагал 
теперь разработать совместно с Вьено проект соглашения, который он сам передаст 
в Вашингтон, причем рассчитывает, что этот проект будет одновременно подписан 
французами, англичанами и американцами. Такой путь я счет приемлемым и сказал 
об этом Идену. Затем я написал Черчиллю, желая пролить целительный бальзам на 
рану, которую он сам нанес. Черчилль тотчас ответил мне и сообщил, как он 
скорбит о том, что франко-английское сотрудничество невозможно сейчас 
установить на иной, лучшей основе, а между тем и во времена благоденствия 
Франции и в черную ее годину он доказал свою искреннюю дружбу к ней. Он 
полагает, что мое пребывание в Лондоне даст возможность достигнуть соглашения. 
"Теперь остается только надеяться, что это была еще не последняя возможность". 
Свое письмо премьер-министр закончил пожеланием, чтобы мои будущие личные 
встречи с президентом Рузвельтом позволили Франции установить с Соединенными 
Штатами "добрые отношения, которые составляют наше наследие". Черчилль заверял, 
что сам поможет нам в этом деле. 16 июня вечером я вылетел в Алжир и на 
следующий день прибыл туда. 

Тотчас же мне во всех подробностях доложили о счастливых событиях, происшедших 
в Италии. В тот самый день, когда я отправился в Лондон, наступавшие союзные 
войска одержали крупную победу. В частности, наш экспедиционный корпус, прорвав 
под Карильяно укрепленные позиции противника, открыл дорогу на Рим. Французы, 
американцы и англичане вступили в город 5 июня. Военные успехи союзников 
оказали свое действие: король Виктор-Эммануил передал власть сыну; Бадольо 
подал в отставку. Бономи сформировал в Салерно новый кабинет. Желая увидеть 
наши победоносные войска и определить на месте значение этих перемен, я 27 июня 
выехал в Италию. 

Прежде всего - остановка в Неаполе; Кув де Мюрвиль представил мне Прунаса, 
генерального секретаря итальянского министерства иностранных дел. Этот высокий 
чиновник передал мне привет от своего правительства, по-прежнему находившегося 
в Салерно. Я попросил его сообщить Бономи о моем желании установить с ним 
отношения черед посредство Кув де Мюрвиля; председатель совета министров 
ответил мне письмом, в котором сообщал, что с удовлетворением принимает мое 
предложение. Затем я инспектировал наши фронтовые войска, беседовал с Жюэном, 
Вилсоном, Александером и Кларком. Наконец выехал в Рим, остановился там во 
дворце Фарнезе - в знак того, что Франция вновь вступает во владение прежней 
своей резиденции. 

30 июня - посещение папы. Святейший престол по извечной своей осторожности до 
сего времени держался чрезвычайно сдержанно в отношении Сражающейся Франции, а 
затем - алжирского правительства. Монсеньер Валерио Валери, который в 1940 был 
папским нуцием в Париже, исполнял те же обязанности и в Виши, у Петена; а в 
Ватикане представителем Петена состоял Леон Берар. И все же мы не переставали 
оповещать главу апостольской церкви о наших целях и чувствах и, кстати сказать, 
находили в его окружении действенную симпатию к нам - в частности, со стороны 
достойного кардинала Тиссерана{96}. Мы знали, что для папы были желательны 
разгром Гитлера и крушение его системы, и мы стремились при первой же 
возможности установить отношения с ним. 4 июня, когда в Риме еще шел бой, майор 
де Панафье и лейтенант Вуазар доставили кардиналу Тиссерану письмо, написанное 
генералом де Голлем папе Пию XII{97}. 15 июня папа ответил мне. И вот 30 июня я 
отправился на аудиенцию, которую он соблаговолил назначить мне. 

В Ватикане меня прежде всего принял государственный секретарь кардинал Мальоне; 
тяжело больной, уже обреченный, он пожелал встать с постели, чтобы побеседовать 
со мной. Из века в век Рим с величавым спокойствием, но с неослабным вниманием 
взирает на поток людей и событий у подножия его стен; ныне Церковь, бесстрашная 
и сострадательная, а кроме того весьма осведомленная, наблюдает за приливом и 
отливом военных событий. Монсеньер Мальоне был уверен, что союзники победят, и 
его интересовали главным образом последствия войны. В отношении Франции он 
рассчитывал на исчезновение Виши и заявил, что фактически уже видит в моем лице 
главу французского правительства. Он надеялся, что смена режима произойдет без 
серьезных потрясений, особенно для французской Церкви. Я указал кардиналу, что 
это соответствует намерениям правительства республики, хотя некоторые круги 
французского духовенства заняли в отношении его такую позицию, что завтра ему 
нелегко будет договориться с ними. Когда речь зашла о будущем Европы после 
поражения рейха и возвышения Советов, я сказал, что условием для нового 
европейского равновесия считаю восстановление внутреннего и внешнего положения 
Франции. Я прошу Ватикан помочь ей в этом своим огромным влиянием.