|
тотчас перессорятся друг с другом, всякий захочет быть старшим, а уж где
старших много, там войско нездорово...
- Что ж, батько, долго будем мы стоять здесь на месте? - спрашивали казаки. -
Видишь, паны нас обманывают.
- Вижу, вижу! Пора и нам за дело приняться! - отвечал Хмельницкий и отдал
приказание двигаться вперед.
Слухи относительно казацких депутатов оказались ложными. Они вернулись в табор
и привели с собой панского посла с грамотой от сейма. Вслед за ними явились и
послы Киселя с комисарским листом. Послы объявили, что Кисель и сам едет в
качестве комисара с несколькими другими панами.
В собрании старшин прочли грамоту сейма и комисарский лист, но паны предъявили
неисполнимые условия: они требовали, чтобы казаки возвратили им все оружие,
отослали татар и казнили всех предводителей загонов.
- Как это можно, - говорили казаки, чтобы мы сами себя отдали панам в неволю,
чтобы сами казнили лучших наших воинов, отдали ляхам все добытое нами в честном
бою. Не бывать этому! - кричали раздраженные казаки. Богдан тоже виляет, он
тянет сторону панов, он нас нарочно не ведет на ляхов...
Хмельницкий слышал этот глухой ропот и понял, что медлить дольше опасно.
- Вижу сам, панове казаки, - говорил он, - что Речь Посполитая и не думает идти
с нами на мировую; они собираются заманить нас в свои сети, а потом поступят с
нами так, как поступили с Павлюком.
Он двинулся вперед и дошел до Случи, границы казацкой Украины, а затем пошел к
Константинову. Каждый день к нему стекались предводители загонов со своими
ватагами. Городки и села сдавались без всякого сопротивления. Там, где паны
хотели остановить движение, хлопы восставали на господ и убивали их.
Кисель, по окончании сейма, отправился в Киев, где он рассчитывал встретиться с
Хмельницким. Оказалось, однако, что путешествие по Волыни было далеко не
безопасно: всюду бродили шайки гайдамаков и панам комисарам каждую минуту
приходилось дрожать за свою жизнь. Кисель думал по пути заехать в свое имение и
повидаться с женой; но верстах в десяти от Гущи к нему привели одного из его
хлопов в растерзанной одежде, облитого кровью. Пан Адам побледнел, увидев его.
- Говори, говори скорее, что случилось? - дрожащим голосом спросил он его.
- Все погибло, пан воевода, камня на камне не осталось!
- А пани? - едва мог выговорить Кисель.
- Пани с панною пропали, как в воду канули, - отвечал тот.
Кисель опустился на лавку и схватился за голову. Несколько минут он сидел молча,
наконец вскочил и не своим голосом прокричал:
- Коня!
В сопровождении двух своих ретаров, он поскакал туда, где недавно еще стоял его
замок. Ехать пришлось час с слишком, так как кони притомились, да и местность
была болотистая, они вязли по колено в жидкой грязи и отказывались идти далее.
Киселю это путешествие показалось целой вечностью. Наконец, вот и замок... Но
что это? Вместо горделивых высоких башен с причудливыми зубцами и украшениями,
вместо массивного старинного дедовского здания лежала на пустынном поле только
груда камней, перемешанных с пеплом и мусором. Повсюду валялись трупы
изувеченных людей; все хаты окрестных деревень тоже были пожжены, а их
обитатели или зарезаны, или повешены. Воевода придержал коня и в недоумении
осматривался кругом. Сердце его сжалось какой-то тупой болью, в глазах
помутилось, он смотрел и не видел, не понимал, ему казалось, что он ошибся,
заблудился, приехал не туда...
- Боже мой, Боже мой! - простонал он, озираясь, камня на камне не осталось!..
Все, что предки наши копили веками, все, что мы берегли и хранили, как
дедовское наследие, все, все погибло... А жена? Неужели я остался одиноким?..
В отчаянии Кисель горько зарыдал, слез с коня и, ведя его в поводу, долго
бродил между трупами, всматривался в лица и содрогался при мысли вот-вот
увидеть лицо мертвой своей жены. Так достиг он одной полуразрушенной хаты.
Вместо сломанной крыши торчали обгорелые балки, а вместо окон чернелись
какие-то дыры, и ветер со свистом врывался в них. За дверью послышались громкие
всхлипывания.
- Кто там плачет? - сказал Кисель, обращаясь к своим провожатым, надо
посмотреть...
|
|