письмами и универсалами.

Когда шляхтич ушел, Богдан обратился к своему собеседнику:

- Хитер этот Кисель, но я хитрее его. Я уверен, что он только показывает вид, 
будто доброжелательствует мне, а за спиной готов учинить мне всякую шкоду.

- Почему вы так думаете? - возразил отец Иван. - Воевода Адам верный сын 
православной церкви, он не может не сочувствовать вам.

Хмельницкий засмеялся.

- Сочувствует он мне! Вот не угодно ли посмотреть, как он мне сочувствует? - 
прибавил Богдан, вынимая из небольшого ящичка письмо.

Это было письмо Киселя к Севскому воеводе. Адам извещал его, что король 
Владислав умер и между прочим упоминал о мятежном казаке, высказывая желание, 
чтобы злостные замыслы его не удались.

Отец Иван внимательно прочел письмо, бережно сложил его и, отдавая Хмельницкому,
 проговорил:

- Пан Адам может переменить свое мнение, когда увидит ваши боевые успехи. 
Король Владислав умер и теперь ничто не может стеснять ваших действий.

- Я делаю вид, что еще не знаю о смерти короля. На днях я послал в Варшаву 
депутацию с письмом к королю, пусть его прочтут на сейме. Может, мы достигнем 
чего-нибудь и мирным путем.

- Ну, уж на это вы напрасно надеетесь, - возразил отец Иван. - Сейм никаких 
уступок не сделает, напротив, еще в чем-нибудь урежет казаков.

- Все-таки все средства следует испробовать, - возразил Богдан.

Отец Иван поднялся с места.

- Долго вы еще пробудете в лагере - спросил он Хмельницкого.

- Нет, завтра же поеду в Мошны, надоело сидеть здесь.

- Можно и мне поехать с вами?

- Отчего же? Милости просим! - охотно согласился Богдан.

На другой день они приехали в Мошны. Хмельницкий остановился у одного знакомого 
шляхтича. Вообще, с тех пор, как восстание охватило всю страну, к Хмельницкому 
стало переходить мелкое шляхетство. Небогатые паны считали гораздо выгоднее для 
себя поддерживать казаков, тем более, что им самим нечего было терять.

Только что Богдан успел приехать, к нему вошел Ивашко.

- Казаки привели к тебе какого-то русского посла, - проговорил он.

- Это хорошо! Откуда они его добыли? - весело спросил Хмельницкий.

- Он ехал из Севска в Гущу к Киселю. Около Киева на него напали татары с 
казаками. Казаки увидали, что нет у него ни хохла, ни чуба, значит, русский. 
Они и взяли его у татар.

- Давай его сюда! Посмотрим, что за посол.

Привели пленника. Он назвался Григорием Климовым из Стародуба.

- Воевода Севский послал тебя к Киселю? - спросил Хмельницкий.

- Да! - отвечал с поклоном Григорий.

- Ну, так не к чему тебе к Киселю ехать, я сам напишу ответную грамоту к его 
царскому величеству царю Московскому.

Григорий молча отвесил ему поклон.

Хмельницкий долго читал и перечитывал письмо, отнятое у посла, долго что-то 
обдумывал и, наконец, сказал:

- Пускай не думают русские воеводы, что я сильно дружу с татарами. Я уже велел 
Тугай-бею отступить к Желтым Водам, а сам веду переговоры с панами Адамом 
Киселем и Вишневецким; они у меня мира просят, так ты и скажи твоему воеводе. 
Да еще пусть твой воевода от себя напишет его царскому величеству, чтобы он 
пожаловал нас денежным жалованьем, а мы будем ему служить верой и правдой.