Запорожье, не нашел, видно, шляху (дороги).

Но сквозь насмешки чувствовалось искренне сочувствие к молодому герою, так рано 
прощавшемуся с жизнью. Его бледное страдальческое лицо уже носило на себе 
печать смерти.

- Мне худо, - прошептал он, наконец, - остановите повозку... Снимите меня на 
землю...

Казаки исполнили его желание.

- Чарнецкого... - проговорил он.

Привели пана Чарнецкого. Со слезами на глазах стоял над ним старый воин и, 
опустив голову, прислушивался к последним словам умирающего.

- Скажите... отцу... - шептал тот, - скажите... что я... как рыцарь...

Голос его прервался, смерть сделала свое дело.

Чарнецкий молча нагнулся над ним, поцеловал его в лоб и закрыл ему глаза.

- Бедный юноша, - проговорил он тихо, - пока есть во мне хоть капля крови, я 
буду мстить за тебя, как за родного сына. Лишь бы избавиться от этой позорной 
неволи, - прибавил он, уходя за своими сторожами.

- Пане Богдане, - проговорил Ивашко на одном из привалов, просовывая голову в 
дверь походной палатки, - тебя хочет видеть один из пленных шляхтичей.

- Кто такой?

- Он называет себя Иваном Выговским.

- Приведи! Посмотрим, что ему нужно.

Вошел приземистый, юркий, не старый еще человек, с чрезвычайно подвижным лицом 
и быстрыми, проницательными глазами. Он упал на колени перед Хмельницким.

- Прошу у пана гетмана, - проговорил он, - одной милости...

- Что угодно пану? - холодно спросил Богдан.

- Прошу пана взять меня к себе на службу, я могу ему быть полезен, как писарь.

Богдан с удивлением оглянул его. Ему действительно недоставало человека, 
сведущего в письме, и он еще недавно сетовал на то, что приходится вести самому 
всю обширную переписку. Однако, природное недоверие взяло верх, и он 
проговорил:

- Пан Выговский слишком многого просит; сделать ни с того ни с сего пленного 
шляхтича своим писцом, то есть поверенным всех своих дел - это было бы слишком 
опрометчиво с моей стороны.

- Пан гетман может убедиться в моем чистосердечном желании ему служить. Он 
может возложить на меня какие ему угодно поручения, в виде искуса; если я 
изменю своему слову, он потеряет только одного ничтожного, никому неизвестного 
пленного, а если окажусь преданным, приобретет толкового и знающего писаря.

Богдан подумал.

- У пана, кажется, дельная голова на плечах, - сказал он, наконец. Посмотрим, 
испытание же я назначаю вот какое: пан получает свободу и отправляется в 
Чигирин в качестве одного из стражников при пленных панах. Там он подготовит 
город к сдаче и в то же время соберет мне вести о Чаплинском и его жене; пани 
Марину повидает лично, передаст ей мое письмо, конечно, тайно, а затем ответ от 
нее получит устный и воротится сюда, ко мне.

- Понимаю, пан гетман, и постараюсь исполнить все в точности. Прошу пана верить,
 что я провижу вдали его славу, - прибавил он, - и что мне гораздо выгоднее 
служить ему, чем тянуть на панскую сторону.

- Хорошо, увидим, увидим! - отвечал Хмельницкий.

Он подозвал дежурного казака и велел объявить страже, что отныне пленник 
Выговский свободен и назначается тоже одним из стражников при обозе, 
отправляющемся с пленными в Чигирин.

Выговский отвесил низкий поклон и, высоко подняв голову, вышел из гетманской 
палатки. Он уже чувствовал себя будущей правой рукой Хмельницкого и заранее 
предвкушал свое могущество.