этому поводу пир.

- Вот так славно! - говорили они. - Из наших пяти одна лопнула, а тут вдруг 
нежданно, негаданно взамен целых двенадцать приехало; пригодятся нам ляхов же 
бить.

Увидав возвратившихся заложников, Чарнецкий стал Хмельницкого отпустить его.

- Разве худо пану послу живется у меня? - с улыбкой возразил Хмельницкий, - 
прошу его еще у нас погостить: он слишком опасный для меня соперник: в польском 
лагере обойдутся и без него.

Чарнецкому ничего не оставалось делать, как покориться своей участи, но о 
смутно надеялся, что паны потребуют его возвращения у Богдана. Надежда эта 
оказалась тщетной. Паны рады были поскорей убраться: живо снялись с лагеря и 
собрались в обратный путь.

Брыкалок вернулся от Тугай-бея.

- Ну, что, с какими вестями? - спросил его Хмельницкий.

- Тугай-бей стоит наготове и в ночь двинется по пятам.

- Хорошо! - проговорил Хмельницкий. - Теперь ты мне исполни другое поручение. 
Знаешь ты яр, что лежит за двадцать верст отсюда.

- Это "Княжьи бараки"? Как не знать!

- Ну так выбери ловких казаков человек двадцать, скачите туда в объезд, наройте 
рвов на дороге, набросайте деревьев и каменьев и ждите в засаде.

Отпустив Брыкалка, Хмельницкий распорядился сняться с табора и двинуться следом 
за поляками.

На другой день поляки подошли к лесистому яру "Княжьи Байраки". Не успели они 
войти в лес, как сзади послышались крики: "Алла", и появились целые тучи татар. 
Среди поляков произошло смятение.

- Измена, предательство! - кричали все.

Лошади под тучами стрел метались, падали; тяжелые возы вязли в болотистом 
грунте, и их невозможно было перетащить через лесистые буерки, тем более, что 
всюду по дороге лежали деревья, каменья, нагроможденные искусными руками 
казаков. Польские пушки не остались при этом без дела. Татары взяли их у 
казаков и направили против поляков. Полнейший беспорядок царствовал в польском 
отряде. Одни кричали:

- Сдавайтесь, панове!

Другие бежали вперед, вязли в грязи, спотыкались, падали, третьи теряли всякое 
присутствие духа, стояли в бездействии, опустив руки. Потоцкий был ранен в 
грудь, но он не терял мужества.

- Панове, - кричал он, стараясь ободрить растерявшихся воинов, - не посрамим 
себя, не сдадимся врагу, лучше честная смерть в бою, будем защищаться до 
последней капли крови!

Около него собралась кучка храбрецов; они поспешно стали копать укрепление, 
набросали деревьев, каменьев, насыпали вал в виде четырехугольника и стали 
отбиваться саблями.

Несколько времени продолжалась эта упорная защита; но, наконец, сильный натиск 
татар сломил сопротивление осажденных; со всех сторон ворвавшись в укрепление, 
они сошлись в середине четырехугольника. Потоцкий истекал кровью, в пылу битвы 
он не замечал нанесенных ему ран и теперь, умирающий, был взят в плен. Вслед за 
тем все оставшиеся в живых положили оружие. Между ними были Шемберк и Сапега.

- Добро пожаловать, панове! - встретил их Хмельницкий. - Пан комисар, верно, не 
рассчитывал быть моим пленником?

- Что делать, пан Богдан, - отвечал Шемберк, - счастье на войне изменчиво.

- Счастье потому оставило ляхов, что паны не хотели жить в мире с 
казаками-молодцами, им лучше было ладить с жидами-разбойниками, а вот теперь 
придется ладить с татарами, - сказал Богдан и отошел от пленников.

Умирающий Потоцкий всю ночь метался в бреду; под утро, когда войско двинулось 
дальше в степь, он пришел в себя, но чувствовал себя очень плохо.

- Бедный, бедный пане Степане, - говорили вокруг него казаки, - не попал ты на