Татары часто приставали к молодому татарченку и заставляли его есть конину или 
пить переквашенный кумыс, но Олешка заступалась за него.

- Не взыщите храбрые воины! - говорила она. - Мой сын вырос у урусов и 
испортился, поживет, попривыкнет.

Ее упрашивали, чтобы она отпустила сына в набег, но она кланялась и говорила:

- Один он у меня, простите глупой старухе, вот умру, тогда и повоюет.

Так им жилось ни худо, ни хорошо, старуха постаралась втереться в милость 
управителя, и их поместили в особом маленьком домике, там они могли по крайней 
мере по вечерам отдыхать от гама и шума.

Настал март 1648 года. В Бахчисарае пронеслась весть, что приехали русские 
послы из Запорожья и остановились в предместье, в доме армянина-купца. У Катри 
сердце забилось новой надеждой.

- Мамка, - молила она, - сбегай, узнай...

Но сбегать Олешке не пришлось, так как вечером русские сами нагрянули в гости к 
их господину, мурзе Али. Катря стояла в числе прочих слуг, когда в большую 
приемную комнату мурзы вошли казацкие послы. Она чуть не упала в обморок при 
виде Богдана, Тимоша и сопровождавшего их Ивашку, собрала все свои силы, чтобы 
удержаться на ногах, не крикнуть, не выдать себя. Незаметно подалась она к 
двери и, очутившись в смежной комнате, где теперь никого не было, опрометью 
бросилась вон, на двор, перебежала лужайку, садик, еще двор и, наконец, 
запыхавшаяся, счастливая бросилась на шею к Олешке, хлопотавшей у порога их 
домика над какими-то только что зазеленевшими кустиками.

- Мамка, мамка!.. - могла только выговорить Катря: - Ивашко! Богдан... казаки!..


Богдан, между тем, упрашивал мурзу Али благосклонно принять казацкие подарки: 
прекрасного коня, саблю с дорогой рукоятью и серебряную сбрую. Али отнекивался, 
но видимо был доволен подарками и, наконец, приняв их, спросил: - Чем могу я 
служить брату моему?

- Великий господин, - проговорил Богдан, - окажи милость твою, помоги нам 
увидеть светлые очи ханского величества...

- Наш высокий повелитель не совсем здоров, он теперь никого не принимает, - 
отвечал Али, впрочем, я постараюсь. Сколько времени вы уже ждете?

- Да завтра будет неделя.

- Хорошо, сегодня я буду у хана, а на завтра ждите приема, - важно сказал мурза,
 отпуская гостей.

Али был любимец хана и зачастую значил при дворе более, чем сам великий визирь. 
Богдан был уверен, что ходатайство Али принесет желанный успех. Действительно, 
на другое утро явились послы от мурзы с приказанием в полдень быть во дворце.

- Мурза Али встретит тебя там и проводит к хану; он просил только не забыть 
захватить с собой подарки для высокого повелителя и для слуг его, прибавил 
посол.

Катря, между тем не знала на что ей решиться: первой ее мыслью было побежать к 
послам, открыться им, но это было рискованно, в доме зорко следили за слугами и 
сейчас бы донесли об этом мурзе; ждать случая, но, ведь, казаки могли уехать... 
Катрю даже в холод бросило от этого предположения. Однако, судьба сама о ней 
позаботилась: мурза назначил ее в числе слуг, сопровождавших ее во дворец.

Там, на широком ханском дворе, перед затейливыми дверями, служившими входом в 
святилище, недоступное взорам простых смертных, мурза Али со своей свитой 
встретил Богдана, окруженного казаками. Молодцевато посматривал Ивашко на 
татар; ему и в голову не приходило, что у одного из молодых татарчат, несших 
опахало, сердце бьется, как птичка в клетке, при взгляде на его рослую 
коренастую фигуру. У казаков взяли их подарки и понесли впереди всей процессии; 
наконец, у самого входа в приемную залу их заставили снять обувь и только тогда 
отворили перед ними двери.

Зала вся блестела золотом и дорогими тканями. В глубине ее возвышался трон хана 
с мягкими шелковыми подушками, и на нем восседал Ислам-Гирей, весь закутанный в 
парчу и атлас, покрытый с головы до пят драгоценными украшениями. Над ним 
держали причудливое опахало громадных размеров, а кругом трона стояло множество 
слуг в богатых одеждах. По стенам тоже лежали подушки, и на них восседали 
знатные мурзы, окруженные свитами. Великий визирь стоял по правую руку у трона, 
ожидая приказаний своего повелителя. Мурза подвел Богдана к трону и, 
опустившись на колени, проговорил: