- А пан канцлер полагает, что его величество рассчитывает на казаков? - спросил 
он в свою очередь.

- Его величество не переменил своих воззрений, а вражда его с панами за это 
время еще более обострилась.

- Я могу пану канцлеру сказать только, - уклончиво отвечал Богдан, что 
казачество, как один человек, встанет против своих притеснителей панов.

Оссолинский ловко прекратил разговор и пошел доложить королю о Богдане.

Король, видимо, еще находился под впечатлением постигших его неудач на сейме, 
тем не менее он принял Богдана ласково, пригласив движением руки занять кресло 
против себя.

- Канцлер доложил мне, что пан Хмельницкий желает видеть меня по личному делу?

- Да, ваше величество, мне пришлось на самом себе испытать все несправедливости,
 которым подвергается народ.

Богдан рассказал все, что с ним случилось.

Король слушал внимательно, потом подумал немного и сказал:

- Да, дело твое правое, в этом я вполне уверен, но помочь тебе невозможно: 
судебным порядком ты ничего не можешь добиться, там все основано на 
формальностях, а форменных документов у тебя нет.

- Но, может быть, ваше величество найдете возможным оказать влияние на старосту 
Чигиринского, - заметил Богдан. - От него зависит дать мне нужный документ на 
владение Суботовым.

Король горько усмехнулся.

- Мое влияние ничего не значит, - отвечал он. - Я самый несчастный король, 
какого только можно представить. Я должен смотреть из рук панов, делать то, что 
они прикажут. Ты, Хмельницкий, как честный человек, как казак, гораздо 
счастливее меня. Ты можешь силе противопоставить силу, как воин и оскорбленный 
человек, а я? Что я могу сделать? Я связан по рукам и ногам, в моем 
распоряжении нет даже войска. Всякий из моих приближенных может меня оскорбить, 
и я не могу требовать удовлетворения, так как это ниже моего королевского 
достоинства.

- Вашему величеству стоит только пожелать, и войско у вас будет казаки довольно 
натерпелись от панов. То, что я испытал теперь, испытывает каждый; многим 
приходится еще горше, чем мне. Паны так привыкли к своеволию, что даже воля 
короля для них не священна. Милости, оказанные вашим величеством, только еще 
более раздражили их против казаков. Они чувствуют, что стоит вашему величеству 
сказать одно слово, и вы найдете в казаках верных своих слуг.

Король задумчиво слушал Хмельницкого.

- Я знаю обо всех утеснениях, причиняемых панами казакам; но в настоящее время 
я не в силах помочь им. Я не могу стать в открытую борьбу со шляхетством, для 
этого нужно слишком много военных сил, одних казаков недостаточно.

Хмельницкий ожидал такого ответа.

- Итак, ваше величество, и вы не можете мне сказать ничего утешительного. 
Несмотря на то, что Чаплинский не прав, он будет владеть Суботовым, а я 
останусь ни с чем.

- Этого я не говорю! - возразил король. - Мог же Чаплинский найти себе и 
товарищей, и приятелей, это можешь сделать и ты.

Король поднялся с места; его примеру последовал и Хмельницкий.

- Вообще, я удивляюсь вам, казакам, - продолжал король. - Вы ищите защиты у 
короля, а он и сам был бы рад, чтоб его кто-нибудь защитил.

- Что же нам делать, ваше величество, - возразил Богдан, - где же нам искать 
наших прав, как не у нашего законного повелителя.

- Права, закон!.. - с горечью сказал король, - все это слова! А на деле силе 
надо противопоставлять силу...

Король сделал два шага к Хмельницкому, прикоснулся к его сабле и сказал:

- Вот ваша защита! Разве вы не воины, у вас есть сабли, кто же вам запрещает