Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

 
liveinternet.ru: показано количество просмотров и посетителей

Библиотека :: Мемуары и Биографии :: Политические мемуары :: Рогова О И - Богдан Хмельницкий
<<-[Весь Текст]
Страница: из 159
 <<-
 
оправдания и представил несколько свидетелей, в том числе, конечно, и 
Дачевского, теперь явно перешедшего на сторону подстаросты. Выслушав обвинение 
он возразил:

- Я и зять мой Комаровский приказали, действительно, мальчишку высечь, потому 
что он говорил возмутительные угрозы; но что мальчик умер от побоев, это 
клевета и ложь, представленные мною свидетели опровергнут это обвинение.

Свидетели показали, что мальчишку высекли в меру, а умер он неизвестно от чего.

Сенат признал Чаплинского по суду оправданным.

Третий пункт обвинения - похищение невесты, суд даже не стал рассматривать.

- Невеста ваша добровольно вышла за другого, - ответили Хмельницкому, - и вам 
не остается ничего иного, как тоже искать себе другую.

Хмельницкий вышел с сейма опечаленный, растерянный, у него оставалась одна 
шаткая надежда на всегдашнего его покровителя, короля Владислава.

- Что же вы думаете теперь предпринять? - спросил его знакомый шляхтич, 
участвовавший на сейме.

- Пойду просить защиты у короля, - отвечал Хмельницкий.

- Навряд ли король может оказать вам защиту, - насмешливо отвечал шляхтич, - 
ему самому на этом сейме не повезло. Он поддерживал просьбу казаков на 
освобождение Украины от постоя, и эту просьбу сейм отвергнул. Мало того, сейм 
еще увеличил поборы в пользу войска. Всякий старался на сейме сказать королю 
что-нибудь неприятное. Епископ Гнешов резко обвинял его в пристрастии к 
иноземцам и в неприязни к дворянству. Король так огорчился, что тут же в 
собрании заплакал, встал и ушел, не дождавшись конца сейма.

Хмельницкий распрощался со шляхтичем и, мучимый невеселыми думами, отправился в 
королевский дворец. Он сознавал, что от панов ему ждать нечего, знал и бессилие 
короля, мало рассчитывал на его поддержку, шел к нему только для очистки 
совести. Он слишком живо чувствовал на самом себе притеснения и угнетения, 
господствовавшие на Украине. Без приюта, выгнанный из родного угла, стоившего 
ему столиких забот и трудов, оттолкнутый старостой Конецпольским, которому он и 
отец его всю жизнь служили, - теперь более, чем когда-нибудь, он способен был 
сочувствовать народному движению. На сейме он наглядно ознакомился с порядком 
судопроизводства, увидел, как легко подкупить депутатов даже не деньгами, а 
только красноречием, умением поставить ловко вопрос, и здравый смысл 
подсказывал ему, что при таких порядках справедливое решение дела не всегда 
возможно. Он чувствовал в себе достаточно и сил, и энергии, чтобы стать во 
главе этого притесненного, угнетенного народа, и все-таки что-то тянуло его к 
панам, все-таки, идя к королю, он колебался, он желал, чтобы король заступился 
за него, принял его под свое покровительство и дал ему возможность добиться 
своих прав. Если бы король хоть слово сказал ему в утешение, если б подал ему 
какую-нибудь помощь, он, может быть, остался бы тем же зажиточным паном 
Зиновием, владельцем хутора Суботова.

В богатой приемной королевского дворца Хмельницкого встретил канцлер 
Оссолинский. Это был высокий уже не молодой человек с холодными, даже суровыми 
чертами лица, не утратившим его красоты. В его голубых глазах светился ум; 
изящные манеры, полные достоинства, обнаруживали светского человека.

- Пан Хмельницкий желает видеть его величество? - осведомился канцлер. - Могу я 
знать, по личному или общественному делу?

- На этот раз по личному, пан государственный канцлер, - отвечал Хмельницкий.

- В таком случае не смею предлагать пану советов, - осторожно проговорил 
канцлер. - В личных делах я не считаю себя в праве быть посредником, хотя и 
слышал кое-что о постигших пана Зиновия несчастьях. Могу только заметить, что 
сегодня его величество мене чем когда-либо способен выслушать пана. Лучше бы 
отложить аудиенцию до другого раза.

- Я не могу долго ждать, - проговорил Богдан, - так как тороплюсь уехать из 
Варшавы.

- Как угодно пану Хмельницкому; я доложу его величеству. Но сперва еще один 
вопрос.

Оссолинский понизил голос.

- Каковы дела на Украине? Уверен ли пан Хмельницкий, что если бы королю 
понадобилась помощь казаков, то он мог бы поднять людей?

Богдан колебался с ответом.
 
<<-[Весь Текст]
Страница: из 159
 <<-