выразилось столько горя, что сметливый татарченок тотчас переменил тон.

- Кабы деньги, пани! - таинственно проговорил он. - Его стерегут два сторожа по 
очереди, и один их них любит деньги.

Марина вздохнула.

- Денег-то у меня нет. Разве вот что, Саип: я тебе дам свои дорогие монисты, 
только как их продать?

- Саип знает жида и торговаться сумеет, - отвечал мальчик.

Марина принесла ему монисты. Он сунул их за пазуху и скрылся. С нетерпением 
ждала она его возвращения. К вечеру Саип принес ей небольшую пачку червонцев и 
сказал:

- Сторожу довольно двух! Один я дам ему сегодня вечером, чтобы он меня 
пропустил к хозяину, а другой останется на завтра.

Так установились правильные сношения с узником. Саип носил ему есть и пить и 
исполнял его поручения, а Марина обдумывала, как бы ей выведать от Чаплинского, 
что он затевает. Прошло несколько дней. Марина, наконец, решилась и пошла к 
своему мужу.

- Данило! - сказала она ему. - Зачем ты держишь Хмельницкого под стражей? 
Боишься ты его, что ли? Ведь ты сам утверждаешь, что он не имеет никаких прав 
на Суботово.

- А тебе что за дело? - возразил Чаплинский угрюмо. - Совсем тебе не след в эти 
дела мешаться...

- Я тебе же добра хочу, - продолжала Марина. - Послушай-ка, что говорят про 
тебя соседи. Говорят, что ты сонного схватил, что ты над ним, над безоружным 
натешился, а если б он был на воле, то ты бы и подступиться к нему не посмел.

- Кто это говорит? - запальчиво возразил Чаплинский. - Я не по своей воле 
посадил его в тюрьму, а по приказанию пана старосты.

- А вот нет же! - упрямо ответила Марина. - Я слышала, что пан староста тобой 
очень недоволен. Если б ты его схватил не сонного, не безоружного, ну, это было 
бы по-рыцарски; в честном бою тот и прав, кто победит... А так, никто тебя не 
похвалит.

Пан Данило угрюмо слушал ее.

- Жалко тебе этого казака, вот ты за него и заступаешься, проговорил он. - 
Возьму и отрублю ему голову и конец будет разговорам, теперь он в моих руках. 
Что хотят, пускай тогда и говорят.

Марина вспыхнула и гневно топнула ногой.

- А-а, если иак, то слушай же ты, пан. Смей только его пальцем тронуть, и меня 
с ним вместе в живых не будет!.. Вышла я за тебя замуж и буду тебе покорной 
женой во всем... но Хмельницкого ты должен выпустить. Помни, что если завтра к 
вечеру он не будет свободен, не видать тебе меня, как своих ушей... Сбегу от 
тебя, руки на себя наложу, татарам отдамся... Тебе меня не запугать. Это ты 
воспитанницу свою в татарскую неволю отдал, а я и сама к татарам уйду...

Чаплинский побледнел и совсем растерялся.

- Успокойся, Марина, - проговорил он, - ну, чего же ты так расходилась... Ну, я 
выпущу его, что мне в нем.

- Выпустишь, выпустишь, говоришь ты! - с радостью вскрикнула она, да ты, 
пожалуй, обманешь. Я хочу сама, своими глазами увидеть, как он отсюда уедет.

- Ну, хорошо, хорошо! Выпускай его сама, - согласился Чаплинский, не зная, как 
ему успокоить взволнованную женщину.

- Прикажи же сейчас его выпустить, - настаивала она.

Чаплинский неохотно позвал слугу.

- Позвать мне того хлопа, что сторожит Хмельницкого!

Через несколько минут сторож явился.

- Проводи пани Марину к узнику, - сказал пан, - и исполни ее приказание.

Марина дрожащая, взволнованная вошла в темный подвал, слабо освещенный фонарем