Она хотела выбежать во двор. Но в тот же момент отовсюду поднялись крики, целые 
толпы людей бежали от села к усадьбе, а вдали слышались конский топот и ржанье, 
точно неслись всадники.

Ивашко Довгун быстро вошел в комнату бледный, расстроенный.

- Пани Марина, - поспешно проговорил он, - сюда несется отряд человек в тысячу, 
если не более; мельница зажжена, на гумне горит хлеб; крестьяне бегут из хат в 
усадьбу.

- Берите оружие, раздавайте людям, попробуем защищаться, хладнокровно сказала 
Марина и, обратившись к Хотинскому, прибавила:

Пану ксендзу лучше бы убраться отсюда, пока есть время.

- Я предпочитаю остаться здесь, пани Марина, - упорно ответил Хотинский.

Марина промолчала и вышла с Довгуном на двор. Там уже толпилось множество 
крестьян с женщинами и детьми. Бабы голосили, дети кричали, мужчины торопливо 
разбирали оружие, выносимое хлопами. Наскоро устроили вал у ворот и калитки, 
снеся сюда всякий скарб. За этим валом поместились те, у кого было оружие.

Марина вместе с Довгуном деятельно распоряжалась обороной, раздавала порох и 
пули, размещала людей, успокаивала женщин. Довгун принял на себя команду, велел 
всем сидеть тихо и стрелять тогда, когда он даст знать.

Отряд Чаплинского быстро приближался; впереди ехал пан подстароста с зятем. 
По-видимому, они не рассчитывали на какое-либо сопротивление, так как наверно 
знали, что Богдана нет дома. Но подъехав ближе, Комаровский заметил засаду и 
торчавшие дула ружей и передал об этом Чаплинскому. Они приостановились, чтобы 
посоветоваться, как начать атаку. Отряд разделился, одна часть двинулась к 
воротам, а другая отправилась в объезд вокруг ограды. Осажденные дали залп, но 
среди них было мало искусных стрелков, и залп этот почти не причинил никакого 
вреда отряду подстаросты. Всадники быстрым натиском выломали ворота, сломили 
засаду и началась рукопашная схватка, схватка ужасная, где каждый из осажденных 
сознавал, что он бьется за свой кров, за семью, за свободу: попасть в руки пана 
Чаплинского значило стать рабом.

Чаплинский, увидав Довгуна, бросился к нему и хотел свалить его с ног ударом 
сабли.

- Не уйдешь от меня, висельник! - кричал он.

Довгун, отразив удар, в свою очередь собирался напасть на врага. В эту минуту 
Комаровский, подскочив сзади, хватил его саблей по голове. Довгун зашатался и 
упал замертво, даже не крикнув.

- Готов! - проговорил Чаплинский злобно, оттолкнув его ногой, и бросился к 
сражавшимся.

Осажденные на половину были перебиты, остальные раненые, окровавленные искали 
спасения в бегстве. Чаплинский не велел их преследовать: он уже считал Суботово 
своим имением, а этих людей, так дорого продававших свою свободу, будущими 
рабами.

Торжественно вошел пан подстароста в дом. На пороге его встретил ксендз. 
Чаплинский подошел под благословение, а ксендз поздравил его с 
новоприобретенным имением.

- Где пани Марина? - был первый вопрос подстаросты.

- В своей комнате, ясновельможный пан, изволит горько плакать.

- Что ж она сказала на ваше увещание?

- Она была сегодня гораздо внимательнее, чем всегда.

- В самом деле? - весело спросил Чаплинский. - Пойдем же к ней! прибавил он, 
увлекая за собой ксендза.

Марина сидела в верхней светелке, в еврей комнате, куда убежала, когда началась 
свалка. Чаплинский вошел в дом победителем, она закрыла лицо руками и заплакала.
 Она понимала, что теперь она в руках подстаросты, и ей оставались только два 
исхода: или смерть или замужество с нелюбимым человеком. Смерти она боялась, ей 
хотелось жить, вселиться; но и замужество с Чаплинским, которого она в душе 
ненавидела, презирала, не могло привлекать ее. Спастись бегством нечего было и 
думать, это было невозможно, весь дом оцепила стража нового владельца, и никто 
не мог проскользнуть.