С противоположной стороны несся уже глухой гул. Какая-то волна надвигалась, 
что-то темное бесформенное шевелилось, росло и застилало горизонт. Вот 
показались передовые казаки-разведчики, за ними стройными рядами несся отряд 
Конецпольского, а справа и слева сотни казацкие.

Доехав до места, где стоял табор, все остановились. Несколько казаков спешились,
 обошли все пространство, пересчитали следы от юрт и костры. К ним подъехал 
Богдан в панцире, блестевшем из-под бурки, в высокой бараньей шапке. Его 
сопровождал Дачевский. Ивашко Довгун был в числе спешившихся. Он подошел к 
Хмельницкому и доложил:

- Должно быть тысячи две или три, загонов семь или восемь.

Хмельницкий обратился к Дачевскому.

- Судя по кострам, они были тут час тому назад. Если мы прибавим ходу, то через 
полчаса настигнем их.

К разговаривавшим подъехал начальник польского отряда.

- Все ли у вас готово к битве? - спросил Богдан, - опытным взором закаленного 
воина осматривая отряд.

- Кажется, все исправно, - отвечал тот.

- Гусары атакуют с фронта, - приказал Богдан, - а казаков я пошлю в обход.

Отряд двинулся вперед и через полчаса с небольшим заметил удалявшийся татарский 
табор.

Увидав, что им не уйти, татары развернулись широким полумесяцем, выставили 
впереди пленных, а повозки расположили с боков.

Казаки и польский отряд остановились, очевидно рассчитывая, что татары первые 
сделают натиск. Но татары в свою очередь медлили, и оба отряда простояли с 
полчаса неподвижно.

Наконец Богдан дал знак, и казацкие сотни быстро, в одно мгновение рассыпались 
куда-то в степь, а гусары и жолнеры дружно ударили в центр. Некоторых из 
пленных смяли при натиске, но большая часть из них уцелела, так как отряд взял 
немного влево и затем ловко повернул вкось, минуя первые ряды и оттерев пленных 
от татар. Началась неистовая схватка: гусары рубили тяжелыми палашами направо и 
налево, татары мужественно защищались саблями и пускали тучи стрел, держались 
упорно, каждый шаг стоил полякам крови. Битва длилась уже с полчаса, как вдруг 
сзади и с боков послышались крики, и удалые казацкие сотни врезались в ряды 
татар. Они повалили арбы, образовали широкие проходы и разделили татар; ряды их 
дрогнули, те, кто могли продраться сквозь неприятеля, пустились бежать.

Богдан бился наряду с другими и носился взад и вперед по кровавому полю. Вдруг 
он услыхал, что за ним гонится всадник, и не успел он повернуть коня, как 
почувствовал сильный удар в голову с очевидным расчетом разрубить ее пополам. У 
Хмельницкого потемнело в глазах, он зашатался в седле и бессознательно 
схватился за гриву коня. Высокая шапка слетела у него с головы, но под нею 
оказался шлем. Несмотря на сильную боль в голове, Богдан успел в следующий 
момент схватиться за поводья коня, желая рассчитаться со своим врагом. Каково 
же было его удивление, когда перед ним оказался Дачевский!

- Что это значит? - проговорил Богдан.

Оруженосец смутился. Их окружило несколько казаков, произошло некоторое 
замешательство в битве. Пронеслась весть, что поляк батька зарубил. Казаки 
бросили преследование и столпились около Хмельницкого. Дачевский между тем 
оправился и с искусственным удивлением проговорил:

- Иезус, Мария! Как это я не узнал пана Богдана? Я думал, что это татарин.

Богдан молча, угрюмо посмотрел на своего оруженосца, отпустил поводья его коня 
и повернулся к казакам.

- Други и братья! - крикнул он им. - Вы видите, я жив и невредим. Скорее же, не 
теряйте времени!

Казаки опять пустились в погоню, но во время этой остановки татары успели уже 
далеко уйти вперед, так что приходилось теперь отказаться от доброй половины 
тех пленников, каких можно было бы захватить раньше.

Ивашко остался при Богдане.

- Я больше не покину тебя, батько! - сказал он твердо, - хотя бы ты гнал меня