Вошел слуга и доложил, что его желает видеть пан Дачевский.

- Проси! - важно проговорил пан Данило.

Дачевский вошел взволнованный, запыхавшийся и, отвешивая поклон, поспешно 
проговорил:

- Ну, пан подстароста, какие я тебе новости привез!.. Жаль, что ты того казака 
плохо вздернул, ей-Богу жаль!

- Что такое? - спросил Чаплинский встревоженно.

- Расскажу, сейчас расскажу все по порядку, дай только мне вздохнуть да прикажи 
подать вина или меду. Я сегодня с этим запорожцем умаялся.

Чаплинский нетерпеливо хлопнул в ладоши, велел подать бутылку вина и жбан меду, 
усадил рассказчика против себя и приготовился слушать. Дачевский полунасмешливо,
 полулукаво посмотрел на него и проговорил:

- Пан подстароста забыл наш уговор. Важные новости не передаются так, из одной 
любви к пану.

Пан Данило, только что удобно усевшийся в кресле, даже подскочил от гнева.

- Клянусь своей саблей, пан Дачевский, это уж из рук вон! Полагает ли пан, что 
я, благородный шляхтич, обману его и не заплачу должного?

- Карбованцы, пан подстароста, вещь круглая, рассыпчатая, - отвечал Дачевский 
спокойно. - Обещать и заплатить - две вещи разные; сперва мы лучше сторгуемся, 
тогда пан и новости услышит.

В Чаплинском, видимо, боролись два чувства: желание услышать, что скажет 
Дачевский, и боязнь переплатить.

- Я не могу назначить цену, не зная за что, - отговаривался он.

- Пан покупщик, а я продавец, - спокойно заметил Дачевский, товару своему я 
цену знаю; без денег его не отдам, а, может быть, найдутся и другие покупатели.

- Сколько же ты хочешь? - спросил Чаплинский.

- Двести карбованцев! - дерзко ответил Дачевский.

Чаплинский опять вскочил с места.

- Пан Дачевский! - вспылил он, - не испытывай моего терпения! Ты сам понимаешь, 
что за каждое известие о Хмельницком я не могу платить так дорого.

- А почему пан знает, что я буду ему говорить о Хмельницком? Быть может, мои 
новости касаются лично самого пана Чаплинского!

- Меня? - с удивление спросил пан подстароста.

- Клади-ка деньги на стол, ясновельможный пане! - сказал Дачевский, вставая. - 
Пятьдесят карбованцев, пожалуй, я тебе уступлю.

- Сто, и ни гроша больше! - угрюмо ответил Чаплинский.

- Ну, ладно, давай!

Чаплинский прошел в опочевальню, погремел ключами и принес сверток червонцев.

Дачевский развернул сверток, пересчитал, вынул из-за пазухи кожаную кису от 
табака, всыпал в нее червонцы и спрятал деньги на груди. Потом неторопливо 
подошел к двери, заглянул в соседнюю комнату и вернулся на свое место.

- Итак, пан подстароста, я, как уже говорил тебе, целый день слежу за 
запорожцем. С утра он уехал от пана Богдана, я же поскакал за ним, по свежему 
следу его коня. Конечно, я держался в почтительном расстоянии. Мы прибыли в 
Чигирин. Мне нельзя было самому за ним следить. Как тебе известно, пан, у меня 
всегда для таких случаев есть люди под руками. Я послал за нашем хлопцем 
расторопного жидка и приказал ему дать мне знать, где хлопец остановился; сам 
же проехал к знакомому шинкарю и живо преобразился в старого калеку-нищего. 
Жидок мой через полчаса явился ко мне с известием, что казак остановился в 
корчме на рыночной площади, говорил там с каким-то долговязым парнем, и этот 
парень куда-то тотчас собрался. Мне нечего было долго думать. Я сообразил, что 
этот долговязый тот самый запорожец, с которым он вместе приехал к Хмельницкому.
 Не медля ни минуты, я отправился в корчму, спросил себе кварту горилки и сел 
неподалеку от казака. Через час слишком вернулся его длинновязый товарищ. Я 
сделал вид, что дремлю за чаркой и, хотя они говорили тихо, несколько слов