- Ничего, что ж такое? Может и встать, чтобы проводить гетмана, задорно 
проговорил Богдан.

Отстранив рукой девушку, он направился через целый ряд комнат к пани Кисель.

Гордая пани не опомнилась от такой выходки. Она встала с дивана, смерила 
гетмана презрительным взглядом и проговорила:

- Пан гетман, кто вам дал право...

- Потише, потише, ясновельможная пани! - весело проговорил Хмельницкий, 
отвешивая ей поклон. - Я только пришел засвидетельствовать пани свое почтение и 
дать ей добрый совет: не годится добрым православным панам гнушаться нами, 
казаками. Ой, отрекитесь от ляхов, пока еще есть время. Сгинет ляшская земля! 
Сгинет... А Русь будет надо всеми вами пановать!

Отвесив еще поклон хозяйке, Хмельницкий круто повернулся и вышел.

- Куда же теперь, пан гетман? - спрашивали его полковники.

- Тут нас дурно приняли, пойдемте-ка к своим в гости. Пан полковник, ты хоть и 
татарин, а, наверно, угостишь нас на славу, - сказал он, обращаясь к Джеджалыку.
 - Я тобою нынче доволен, сделаю тебе честь и попирую у тебя до рассвета. А на 
завтра утром милости прошу ко мне, будем провожать трансильванского посла. 
Кстати, и головы поправим после пирушки.

- Быть может, ясновельможный пан гетман снизойдет к нашим просьбам и назначить 
завтра время для переговоров? - решился сказать Кисель, провожая Богдана на 
крыльцо.

- Быть может и назначу, - небрежно отвечал Хмельницкий через плечо. Пришлите 
завтра ко мне кого-нибудь, там и увидишь.

Но и на завтра паны послы не дождались аудиенции. Когда пан хорунжий и князь 
Четвертинский почтительно вошли в комнату, где происходила пирушка, и объявили, 
зачем они пожаловали, гетман их и слушать не хотел.

- Ничего с той комиссии не будет! - закричал он. - Вот начну войну, так поверну 
вас, ляхов, вверх ногами, потопчу и отдам турецкому царю в неволю. Я хоть и 
малый человек, а стал теперь единовластный самодержавец русский. Так и скажите 
пану воеводе и комисарам. Вы стращаете шведами - и те мои будут, и будь их хоть 
пятьсот тысяч, не сломить им русской, запорожской и татарской мощи. С тем и 
идите. Завтра будет справа и расправа.

Паны ушли. На другой день повторилось то же. Хмельницкий, видимо, не хотел 
вести с ними переговоры; он даже отказал выдать им пленных поляков, о чем они 
его просили. Почти две недели прожили они, ничего не добившись. Наконец, Кисель 
в последний раз отправился к Хмельницкому и со слезами на глазах упрашивал его 
пожалеть родину.

- Ваша вельможность желает заключить союз с погаными, - говорил он, но ведь они 
захватят в свою власть не одну Польшу, а и Русь. Что же тогда будет с 
православной верой и русскими церквами? Король готов исполнить всякие ваши 
требования, увеличьте казацкое войско, как желаете, и если пан гетман так уж 
желает воевать, пусть он ведет свое войско на неверных, а не христиан. Король 
за это осыплет своими милостями...

- Что тут толковать, - отвечал Хмельницкий. - Было время, когда вы могли 
торговаться со мной и ставить условия: и после Желтых вод, и после Корсуна, и 
после Пилявиц, и под Замостьем, а теперь уже поздно. Я хочу высвободить из 
неволи русский народ. Теперь у меня своих триста тысяч да вся орда ждет моих 
приказаний, да Тугай-бей со мной, брат мой, душа моя, он все сделает для меня. 
Великая моя приязнь к нему и никто ее не разорвет. Ни на татар, ни на турок не 
подниму я сабли. Будет с меня и Украины, Подолии и Волыни!

Гетман пришел в такое волнение, что вскакивал с места, топал ногами, хватал 
себя за волосы. Паны комисары обомлели и не решались сказать ни слова, тем 
более, что полковники накинулись на них тоже с упреками и смеялись, что они уже 
не те ляхи, что били немцев и турок. От имени татар они обмерли от страха и 
побежали, бросив свой лагерь. Паны не знали, что им делать. Хмельницкий нарочно 
на их глазах отпустил с большими почестями московского посла, а их не велел 
пускать к себе. Целые сутки послы просидели в своих квартирах, как пленники, 
слыша под окнами ругань черни и ожидая, что вот-вот поведут их рубить им головы.
 Один из комисаров, пан Мястковский предложил свои услуги: он был когда-то 
знаком с Выговским и теперь рассчитывал на его содействие.

- Добро пожаловать, пан Андрей, - любезно встретил его писарь. - Чем могу вам 
служить?

- Пан Иван, кажется, в милости у гетмана. Он, конечно, не откажется выхлопотать