|
подождем, а попа твоего давай: если он двоих, троих доставит, и то хорошо.
- Какое троих, за ним весь приход пойдет: человек он надежный...
- Ну, ладно об этом завтра переговорим, - прервал его Богдан. - А вы никак
знакомы? - обратился он к Довгуну.
- В Сечи кто не знаком, - ответил тот. - Я к тебе, Богдан Михайлович, опять с
тою же просьбою, - с поклоном продолжал он, - прими меня к себе на службу.
- Ладно, ладно! - отвечал Богдан. - Вот погости у меня несколько дней, там и
увидим. Сегодня, брат Иваш, у меня хороший твой знакомый в гостях будет, -
прибавил он с усмешкой.
- Кто такой? - спросил Довгун.
- Да вот, кто тебя на сук-то вздернул, пан подстароста Чигиринский.
Иван даже побледнел и глаза его загорелись.
- Эй, батько, если-б не у тебя в доме, я бы ему уж задал пир! Ну, да он еще от
меня не уйдет, когда-нибудь мы с ним посчитаемся.
В эту минуту в комнату Богдана вошел среднего роста, коренастый молодой человек
с красивым отважным лицом, с блестящими черными глазами и с густыми черными
усами, оттенявшими красиво очерченный рот. Черты лица его напоминали Богдана,
но выражение было совсем иное, открытое, прямодушное, гордое, с некоторым
сознанием своего достоинства и силы. На нем был надет нарядный шелковый кафтан
темно-малинового цвета, но не такой длинный, как у отца, а щеголеватый,
короткий, в обтяжку. Поверх кафтана красовался кунтуш с откидными рукавами из
синего бархата. Кушак с золотым шитьем и дорогими каменьями так и переливал
всеми цветами радуги. Темные суконные шаровары исчезали в красивых сапогах с
железными скобками вместо каблуков. В руках он держал круглую барашковую шапку
- кучму.
- А вот и мой Тимош, - отрекомендовал его Богдан, - прошу любить и жаловать.
Казаки обменялись поклонами и пожали друг другу руки.
- А что, брат? - обратился Богдан к сыну. - Узнал что-нибудь на селе?
- Узнал, батюшка, - нетерпеливо проговорил Тимош, кладя шапку на стол. -
Дмитрий Степняк ездил недавно под самые Дикие поля, к Черному лесу, так говорит,
что ему гуртовщики встретились, от татар бежали... Много их, говорят, целый
загон, человек четыреста.
- Да и я вчера слышал, - подтвердил Брыкалок, - что идут они степью.
- Ну, теперь-то их найти не трудно, - заметил Богдан, - делиться не будут, не
то, что в траве, где и следа их не видно.
На дворе в это время послышалось ржанье и топот коней.
- А вот и гости приехали, - прибавил он, вставая. - Пойдемте встречать!
Паны мало-помалу стали собираться. Их приглашали не прямо в столовую, а в
смежную комнату с широкими дубовыми лавками; там в громадном очаге ярко горели
и трещали дрова. Стены были увешаны оружием и звериными шкурами. На полках
стояло множество драгоценных вещей: сосудов и ваз греческих, красивых
безделушек французской работы, турецких золотых вещиц, русских чаш и кубков и
несколько изящных статуэток итальянской работы; на стенах висели две, три
картины.
Все чинно рассаживались по лавкам, хлопы подавали трубки, гости курили в
ожидании пира.
Пана Барабаша ждали долго, думали, что он совсем не приедет, но наконец и он
явился, вполне довольный и счастливый, и по дружбе передал куму Богдану и пану
Кречовскому, что он утек от своей пани, так как она ни за что не хотела
отпустить его добровольно.
- И молодец, кум! - похвалил Богдан. - Семь бед - один ответ, а мы пока
попируем.
Чаплинского ждали еще дольше и, решив, что ого не будет, отправились к столу.
В столовой у дверей гостей ожидали двое слуг с тазом и рукомойником и двое
других с ручником. Каждый мыл руки, утирал ручником, а затем Богдан при помощи
Тимоша усаживал их по чину и достоинству. Кроме панов полковников тут было
несколько лиц из войскового начальства, прежние сослуживцы Богдана, когда он
|
|