занимал должность войскового писаря; было и несколько зажиточных казаков из 
соседних хуторов и несколько удалых шляхтичей.

Марина и хозяйские дочери не садились, а угощали панов. За каждым из столов 
суетилось несколько хлопов, а за стульями панов стояли их собственные слуги. В 
продолжение еды гостей обносили только пивом в высоких цилиндрических стаканах 
с опущенными в него хлебными гренками, поджаренными в масле.

Все уселись, музыканты заиграли какую-то песню, как вдруг отворилась дверь, и 
на пороге показалась надутая фигура Чаплинского. Это был человек лет сорока, 
невысокий, круглолицый, с вытаращенными лягушечьими глазами, с непомерно 
широкими плечами и сердитым угрюмым выражением на лице. Длинный форменный 
кафтан как-то не шел к его невысокой подвижной фигуре. Сабля болталась по ногам,
 и это, видимо, стесняло его, тем более, что он сильно прихрамывал.

- А вот и пан подстароста! - проговорил хозяин, вставая и идя навстречу гостю, 
- добро пожаловать, милости прошу! Эге, да пан что-то прихрамывает! - 
проговорил он с усмешкою, косясь на его ногу. - На охоте, видно?

- Да, - отрывисто проговорил Чаплинский, вспыхнув, - медведь укусил.

- Да, да, какие времена-то нынче... Прошу садиться пана подстаросту, место его 
не занято, ведь, пан у нас почетный гость... Так вот, я говорю, какие 
времена-то, панове, даже и медведи умнее стали. Бывало мишка норовит, как бы 
облапить человека да кожу содрать, а нынче укусил пана вежливенько в ножку, да 
и до лясу скорей убрался. Умный медведь!

Гости весело хохотали, здороваясь с Чаплинским, а он покраснел, как рак, 
надулся, хотел что-то сказать и схватился за саблю.

- Потише, потише, пан подстароста! - самым невинным тоном продолжал хозяин. - 
Ну, стоит ли из-за какого-нибудь медведя ссориться. Гей, Марина! Гей, дочки! 
Пива пану подстаросте!

Марина с приветливым поклоном поднесла гостю полный стакан пива, и пан мигом 
успокоился. Но не успел он еще осведомиться о здоровье ясновельможной пани, как 
Богдан окликнул его:

- Прошу прощения у пана подстаросты! С ним желает поздороваться один его 
хороший знакомый. Иваш! - обратился он к запорожцу, - ты, ведь, кажется, добре 
знаком с паном Данилом?

Ничего не подозревавший Чаплинский уже готов был приподняться со своего места, 
чтобы раскланяться, но, взглянув на бледное лицо казака, искаженное ненавистью 
и гневом, он живо вспомнил черты вздернутого им на дерево человека и грузно 
опустился на стул, вытаращив глаза и онемев от страха и удивления.

- Что с паном? - со смехом спросил Хмельницкий. - Иваш добрый казак и панской 
ласки не забывает. Не так ли, Иваш?

Иваш злобно усмехнулся, а гости с недоумением посматривали на происходившее. 
Наконец Чаплинский пришел в себя и овладел своим смущением.

- Я не знаюсь с запорожцами, - надменно отвечал он, - и никогда не видал этого 
казака.

- Ну, может мы с паном когда и повидаемся, - пробормотал Иваш.

В эту минуту вошли слуги, неся различное мясо. Все занялись едою и разговорами; 
неприятное происшествие было забыто. Мясо было нарезано большими ломтями. К 
нему подавали четырех сортов подливки: желтую шафранную, красную из вишневого 
сока, черную из слив и серую из вареного лука, протертого сквозь сито. Подавали 
баранину, телятину, фаршированных кур, пропитанных пряностями, а на столе 
поставили мясные паштеты. Паны принялись с удовольствием за поданные кушанья, 
пробуя, смакуя и похваливая, а когда насыщались, то накладывали порции своим 
слугам; те отходили в угол и там съедали. После первой перемены верхнюю 
скатерть сняли, обнесли гостей пивом и медом и стали подавать жаркое: каплунов, 
пулярдок, зайцев, оленину, кабанину и рябчиков. Все это подавалось на блюдах 
перемешанное, на столе же расставили салаты. За столом гости не отличались 
разговорчивостью, они перекидывались отдельными словами и замечаниями, что не 
мешало им усердно уписывать яства. За жарким подали свиное сало под гороховым 
отваром. Каждый гость брал кусок, смотря по аппетиту, резал на кусочки, поливал 
гороховым отваром и глотал, не жуя. Сняли вторую скатерть и наставили пирогов, 
творожников, блинов с маковым молоком, галушек, творог, простоквашу, варенец. 
Наконец со стола все убрали, поставили кубки и вина. Кубки были всевозможных 
видов: трех и четырехгранные, круглые, плоские, продолговатые, серебряные и 
хрустальные. Пир сразу оживился. Гости предлагали и пили заздравные тосты, 
кубки заходили по столу. Лица раскраснелись, глаза заблестели, говор стал 
оживленнее. Чаплинский пил немного; он, видимо, был не в своей тарелке и 
чувствовал себя неловко. Пользуясь шумом и разговорами, он незаметно встал