- Да тут недалеко, у старой мельницы.

- Пойдем! - согласился Богдан.

Они вышли. Вечер стоял тихий. Легкий мороз чуть-чуть веял в воздухе, делая его 
совершенно прозрачным. Ярко горели звезды на небе, луна металлическим блеском 
освещала окрестности. В лагере уже все спали; только изредка слышались окрики 
сторожевых казаков. Выйдя из лагеря, колдунья взяла вправо к овражку и по 
крутой тропинке спустилась вниз, оглядываясь по временам на своего спутника. 
Богдана охватило какое-то странное чувство: не страх, но неопределенность 
ожидания, какая-то смутная тоска... Если бы не стыд перед женщиной, он 
непременно вернулся бы к себе в палатку. Маруша точно угадывала его настроение. 
Блеснув на него своими темными глазами, она тихо усмехнулась про себя и что-то 
забормотала.

- Что ты бормочешь? - угрюмо окликнул ее гетман.

- Читаю заклинание, вельможный пане, время теперь полуночное.

- А далеко еще до твоей мельницы?

- Вот тут сейчас за пригорком.

Они поднялись на пригорок. Внизу перед ними была котловина. Среди густой сухой 
травы и голых кустарников с шумом протекала речка, ниспадавшая с пригорка. 
Несколько тощих, высохших деревьев стояли подле старой заброшенной мельницы. 
Речка текла быстро, осенние дожди взмутили ее волны, она клубилась и пенилась 
около поломанных мельничных колес, покачивавшихся с каким-то жалобным визгом и 
треском. Дверь сорвалась с петель и лежала на земле, а внутри белым силуэтом, 
точно мертвец в саване, обрисовывался жернов со столбом, освещенные луной. Из 
ветхой крыши торчали пучки соломы; при легком колебании ветра они таинственно 
шуршали. Засохшие ветви деревьев раскинулись над мельницей и густые тени их 
перебегали, как призраки, по струям кипевшей воды.

Маруша подвела Богдана к самому колесу и велела смотреть на блестящие струйки 
воды, а сама стала читать какие-то заклинания.

Прошло несколько минут, много или мало, Богдан не мог бы определить с точностью.
 Вдруг ему показалось, что вода зашумела сильнее, и колесо несколько раз 
медленно повернулось.

- Идет! - тихо шепнула колдунья Богдану, схватив его за руку. Теперь спрашивай!

- Будет ли мне удача в бою? - проговорил Богдан, со страхом посматривая на 
качавшееся колесо.

- Будет, если сам не сплошаешь, - отвечал глухой голос.

Хмельницкому показалось, что голос этот выходил из-под воды. Он почувствовал, 
как мурашки пробежали у него по спине, хотел было отступить назад, но колдунья 
крепко держала его руку.

- Спрашивай дальше! - шептала она.

- Что же мне делать? - нерешительно спрашивал гетман.

- Татары твоя погибель, а великий царь - твое спасение! - отвечал голос.

- Что ждет меня? - спросил Богдан.

- Не все будет тебе удача, много крови казацкой прольется.

- Что же мне делать? - повторил Хмельницкий.

- Что бы ты ни делал, судьба твоя над тобой, одному не сразить тебе ляхов...

Колесо опять зашумело. Маруша с горящими глазами, протянув вперед руку стала 
говорить:

- Смотри, смотри, вот едет твой свадебный поезд... А там кровь... много крови...
 Вот татарин схватил тебя... А вот ты стоишь над убитым... Ох, горько тебе!.. 
Смотри, лях к тебе подкрадывается, бойся этого ляха... в нем смерть твоя сидит..
.

Богдан в ужасе смотрел на воду, ему казалось - какие-то неясные тени плывут в 
волнах. Колдунья взглянула в воду еще раз, дико вскрикнула и, толкая от себя 
Богдана, прошептала:

- Беги, беги! Не оглядывайся!