музыку и популярные мелодии. Геббельс согласился выполнить требования 
рейхсляйтера НСДАП лишь потому, что предвидел мощный поток писем от возмущенных 
слушателей, о чем смог сразу после праздников сообщить Гитлеру (в следующий раз 
Борман предпочел не рисковать и в 1942 году согласился на привычную «Тихую 
ночь»). 
      Начавшаяся таким образом грызня между шефом партийной канцелярии и 
министром пропаганды растянулась еще на два месяца, ибо в то же время появились 
две книги неоязыческого толка, причем одна из них принадлежала перу Шмидта, 
шефа отдела образования при ведомстве Лея. Кроме ряда других рискованных 
утверждений автор высказывал мысль о том, что именно национал-социалистам 
уготована загробная жизнь в раю, обещанная христианской верой. 
      Геббельс объявил: окажись автор шпионом противника, ему достаточно было 
бы только написать эти книги, ибо «для немецкой нации ничего более вредного 
придумать просто невозможно». Он поручил своему помощнику Вальтеру Тисслеру 
спросить у Бормана: во-первых, следует ли немцам верить в загробную жизнь и, 
во-вторых, следует ли национал-социализму пропагандировать какую-то конкретную 
[306] точку зрения по этому вопросу или позволить каждому немцу решать эту 
проблему по-своему? Ответ гласил, что национал-социализм занимается только 
земной жизнью, а вопрос о мире ином — личное дело каждого. 
      Поначалу Борман не соглашался конфисковывать книги под предлогом 
гарантированной немцам свободы совести. Однако в конце концов он признал, что 
НСДАП не стоит связывать себя принятием какой-то определенной позиции в этом 
вопросе, и распорядился изъять из обращения... только брошюру Шмидта! 
      Вместе с тем Мартин не сомневался в надежности своей позиции: Гитлер 
вновь дал понять, что рейхcляйтер НСДАП придерживается правильного курса. 
      Фюрер «подарил» Борману Вартеланд в качестве полигона для отработки 
средств борьбы против христианства. Гауляйтер Артур Грейсер, штаб-квартира 
которого располагалась в Познани, получил полномочия на проведение особой 
политики по отношению к церкви в пределах подчиненной ему территории. После 
падения Польши прежние условия деятельности церкви на ее землях потеряли силу, 
и потому такой шаг даже формально не стал противозаконным. Борману выпал шанс 
«поработать» над моделью будущей «Великой Германии». 
      Главный принцип — отделение церкви от государства. С точки зрения закона 
религиозные сообщества представляли собой всего лишь клубы, которым запрещалось 
распространять свои идеи за пределами специально отведенных помещений. Тот, кто 
желал вступить в подобные клубы, должен был написать заявление. 
Несовершеннолетним вступать в эти сообщества запрещалось. Религиозные 
организации (например, детские или молодежные) любого толка были строго 
запрещены. На нужды клуба его члены могли собирать взносы, но не имели права 
принимать пожертвования. Освобожденные должности для священников [307] или глав 
сообществ были отменены — то есть им следовало обеспечивать себя средствами к 
существованию за счет какой-то иной работы. Клубу разрешалось иметь только одно 
культовое помещение (церковь). 
      Итак, Борман сделал все, что мог. Теперь гестапо должно было обеспечить 
исполнение установленных порядков. Отныне рейхсляйтер НСДАП направил всю свою 
энергию и агрессивность против евреев и «недочеловеков» с Востока. Естественно, 
он не обделил вниманием своих конкурентов и недоброжелателей.
      * * * 
      На Востоке Борман в полной мере реализовал то, что при оккупации стран 
Западной Европы ему удалось лишь отчасти: он приобрел немалую реальную власть. 
Поскольку Борману выпало сообщать миру волю фюрера, его приказы принимали к 
исполнению все: рейхскомиссары и их подчиненные; служба безопасности Гиммлера; 
гауляйтер Фриц Заукель, которому поручили пригнать на принудительные работы в 
Германию миллионы мужчин и женщин. Даже сам Гитлер все больше и больше попадал 
под влияние Бормана, поскольку тот оказался единственным представителем 
партийной верхушки, постоянно внимавшим ему. Вследствие этого привычка фюрера 
натравливать подчиненных друг на друга не задевала рейхсляйтера НСДАП, который 
всегда знал, куда дует ветер. Кроме того, обретя статус единственного 
толкователя воли фюрера, он неизменно выступал в роли третейского судьи во всех 
распрях в нацистской верхушке, что также помогало ему в осуществлении 
собственных планов. 
      Таким образом, Борман оказывал гораздо большее влияние на политику на 
Востоке, чем могло показаться [308] на первый взгляд, хотя не имел квалификации,
 необходимой для успешной работы таких масштабов. Что мог он знать о 
пространстве между Балтийским и Черным морями? Обширные лесные массивы, 
непроходимые болота, бескрайние просторы черноземов были для него лишь 
символами и названиями на карте. Незнание реальных условий и особенностей 
населявших эти земли народов вкупе с алчностью, предубеждением и высокомерием 
завоевателя — все это обрекало его умозрительные планы на провал. 
      Весь мир Бормана умещался на двух столах — его собственном и Гитлера. 
Сначала из этого мира еще можно было полюбоваться красотами лесов, позже он 
перекочевал в бетонные бункеры без окон, но с кондиционированием. Где бы ни 
находился штаб, бункеры Бормана и Гитлера были рядом, огороженные от внешнего 
мира трехметровой стеной. На внутренней территории располагалась сверхсекретная 
зона, обнесенная колючей проволокой с электрическим током и защищенная такими 
дополнительными оборонительными укреплениями, как доты, зенитные батареи, 
автоматические пулеметные установки. По признанию генерала Йодля, ставка в 
Растенбурге являла собой нечто среднее между монастырем и концентрационным 
лагерем, хотя «Вольфшанце» находился не на захваченной территории, а в сорока 
километрах от советской границы.