партийную канцелярию. 
      Как обычно, Гитлер предпочитал оставаться в стороне. Когда его бывший 
вице-канцлер Франц фон Папен нанес визит в ставку фюрера и завел разговор о 
Галене, Гитлер ответил, что распорядился покончить с этой «чепухой», приказав 
Борману распространить соответствующий циркуляр. Однако Ламмерс проговорился 
фон Папену, что Борман сопроводил приказ фюрера пояснением, предписывавшим 
гауляйтерам не воспринимать запрет всерьез. В таких случаях шеф партийной 
канцелярии становился ширмой для своего хозяина и отлично понимал, что тем 
самым доказывает свою незаменимость. 
      Гитлер из осторожности не стал вмешиваться в конфликт между Борманом и 
гауляйтером Аугсбурга Карлом Валем. Когда эмиссар Бормана передал гауляйтеру 
требование начать активные действия против монастырей, тот возразил, что у 
начальника партийной канцелярии, по-видимому, не все в порядке с головой, если 
в военное время он рискует сеять раздоры внутри страны. Посланец заметил, что 
программа отчуждения монастырских земель — любимое детище Бормана, но Валь 
остался тверд в своем решении. Рейхсляйтер НСДАП направил к строптивому 
гауляйтеру другого эмиссара и пригрозил большими неприятностями, но тот вновь 
не поддался и счел за благо строго придерживаться указов фюрера. Гитлер же 
решил даже разбирательство с Галеном отложить до окончания войны. Он последовал 
совету Геббельса, предупредившего, что в случае ареста епископа возможны 
серьезные беспорядки — в военное-то время! — не только в Мюнстере, но и во всей 
Вестфалии. [303] 
      Мюнстерский округ, среди населения которого преобладали католики, никогда 
не был плодородной почвой для национал-социалистской идеологии. Гауляйтер 
Альфред Майер чувствовал бы себя гораздо комфортнее на этой должности, если бы 
объектом для своих нападок Борман выбрал не христиан, а кого-нибудь другого. 
Когда псевдопротестантский епископ Людвиг Мюллер попытался создать «церковь 
рейха», чем вызвал ярость среди протестантов, Майер предложил пойти на 
компромисс. Именно в это время Борман, присвоивший себе роль партийного «папы», 
решил: пришла пора объявить, во что призывает верить национал-социализм. 
Подробный ответ Майер, как и другие гауляйтеры, получил в июне 1941 года в виде 
циркуляра «Отношения между национал-социализмом и христианством». 
      В предисловии вновь утверждалось, что идеи национал-социализма и 
христианства несовместимы. По мнению Бормана, церковь пренебрегала личностью и 
добивалась власти именно за счет того, что подавляла в человеке гордость, 
самоуважение и самостоятельность. А национал-социализм опирался на научные 
принципы и потому превосходил христианство, на самом деле являвшееся лишь 
разновидностью иудаизма. Теологию Борман объявил лженаукой. Бога же он готов 
был признать: «Тот, кого мы называем Всевышним, или Богом, есть сумма законов 
природы, управляющих развитием неисчислимых планет Вселенной и определяющих 
судьбу всего живого — от микроба до человека — и неживого мира». 
      Впервые в истории Германии церковь была официально отделена от 
государства. «Только правительство и партия вправе руководить народом. Влияние 
церковников — наравне с астрологами и прочими мошенниками — надлежит 
искоренить». 
      Не вдаваясь в детали, Геббельс — уж он-то кое-что смыслил в пропаганде — 
в беседе с Борманом мягко [304] заметил, что неблагоразумно в военное время 
проводить столь яростные выпады против церкви. Присутствовавший при этом 
Розенберг назвал такие внутрипартийные циркуляры неприемлемыми и торжествовал, 
видя выражение растерянности на лице Бормана, которому нечего было сказать в 
ответ. Оказалось, что Гитлер тоже высказал рейхсляйтеру НСДАП неудовольствие по 
поводу излишней спешки в этом вопросе и приказал изъять разосланные гауляйтерам 
копии. Тут-то и выяснилось, что автором текста был якобы не Борман, а его 
помощник, который и понес соответствующее наказание: сменив коричневую форму на 
защитно-серую, он отправился на фронт. Однако терминология в стиле лозунгов, 
очень примитивная аргументация и ущербность идей явно указывают на авторство 
рейхсляйтера НСДАП. По-видимому, клерку поручили отредактировать текст, ибо 
Борман не отличался грамотностью. Исполнителя в конце концов и выставили 
виноватым. 
      И все же это событие не отбило у Бормана желания заниматься 
идеологической работой. Так, он ввел в школах изучение дополнительного курса 
«Афоризмы национал-социализма» — то есть отрывки из этого учебника следовало 
зачитывать на утренних политических занятиях и «классных часах». Вместе с тем 
Борман разослал гауляйтерам инструкцию, в которой призывал их воспрепятствовать 
склонности многих членов НСДАП к придумыванию партийных ритуалов наподобие 
церковных церемоний, ибо видел в этом замену осознанной приверженности научным 
принципам на бездумное следование догмам в стиле культового религиозного 
поклонения. 
      Более того, Борман решил, что сообщать горестную весть о гибели солдата 
должен не священник, а представитель партии. «Но почему священнику не остаться 
вестником несчастья?» — недоумевал Геббельс, самый последовательный оппонент 
рейхсляйтера [305] НСДАП в вопросах религии (возможно, причиной тому была 
детская мечта стать священником). Однако министр пропаганды расходился с 
Борманом не в целях, а в методах: религию следовало искоренить, но форсировать 
события именно в тот момент было ни к чему. Он полагал, что после войны сломить 
церковь будет легче. 
      Геббельс уступил, когда Борман, поддержанный Гиммлером, накануне 
рождественских праздников 1941 года потребовал изъять из радиопередач 
традиционное исполнение гимна Христу. В качестве компромисса согласились 
заменить этот гимн на песенку «Елочка». Борман рекомендовал передавать легкую