Борману выпала честь огласить послание Гесса. Содержание письма произвело 
на присутствовавших потрясающее впечатление. Но не успела затихнуть последняя 
фраза, как Гитлер, переживавший один из черных дней в своей карьере, взорвался 
гневом и яростью, закричал, что Гесс отрекся от истины, изменил делу и нарушил 
дисциплину в тот самый момент, когда германские дивизии стягивались к восточным 
рубежам «великого рейха» и могли в любую минуту получить приказ о начале 
«величайшей [285] военной операции». Заявление о ближайших планах шокировало 
присутствовавших, которые в большинстве своем не подозревали, что война против 
Советского Союза должна начаться так скоро. 
      Между тем один из присутствовавших — Эрнст Вильгельм Боле, гауляйтер всех 
немцев, проживавших за рубежом, — не на шутку испугался, узнав о содержании 
послания Гесса. Он родился и вырос в Англии и хорошо знал английский язык. 
Теперь он вспомнил, что несколько месяцев назад Гесс среди ночи вызвал его в 
свою берлинскую резиденцию и попросил перевести на английский язык письмо, 
адрессованное герцогу Гамильтону. Послание содержало те же идеи, о которых 
говорилось в документе, только что зачитанном перед собранием гауляйтеров. 
      Боле решил рассказать о том случае и попросил Бормана организовать для 
него приватную беседу с фюрером. Вскоре он получил желаемое. Гитлер впился 
взглядом ему в глаза и спросил: «Вы что-нибудь знали об этом раньше?» Едва Боле 
начал говорить, Гитлер обрушился на него с кулаками. Борман предпочел не 
вмешиваться, но Геринг предложил Гитлеру все-таки выслушать Боле до конца. 
      Хотя никто не высказывал это вслух, все уже поняли, кто именно станет 
преемником Гесса. Мартин Борман... вдруг повел себя отвратительно официально, — 
с этими отталкивающими манерами каждый был знаком по временам, когда 
рейхсляйтер НСДАП был «на коне». Стало очевидно, что гнев фюрера прошел 
стороной, и Борман умудрился вызвать к себе еще большие симпатии хозяина. 
      Поздней ночью приглашенных отпустили. Получив папки с руководящими 
документами, они отправились по домам и только потом в этих папках обнаружили 
указ фюрера. [286] 
      «Фюрер приказывает: прежнюю службу заместителя фюрера переформировать в 
партийную канцелярию, которая отныне будет действовать под моим личным 
руководством. Старшим чиновником партийной канцелярии назначается рейхсляйтер 
Мартин Борман.
      12 мая 1941 г. Адольф Гитлер».
      Как и обещал, Гитлер не назначил Бормана преемником Гесса: этот пост был 
просто упразднен. Однако если кто-то надеялся заодно избавиться и от 
штабсляйтера НСДАП, то просчитался. Организационная структура партии не 
изменилась, просто бюро Гесса стало называться партийной канцелярией и получило 
возможность еще более расширить свою деятельность. А править партийной 
канцелярией остался все тот же лукавый бюрократ, умело избегавший широкой 
известности, но в действительности гораздо более амбициозный, чем его 
предшественник. Заняв место «наци номер два», он мечтал теперь стать «человеком 
номер два» и в государстве. 
      Примечательно, что в указе Гитлера не говорилось о Гессе, хотя он улетел 
всего два дня назад, тогда как одним из первых шагов Бормана стало распоряжение 
принять меры к тому, чтобы стереть имя Гесса из памяти народа, предав 
«изменника» забвению. В связи с этим много работы появилось у гестапо. Из 
Оберзальцберга пришли конкретные указания: изъять портреты Гесса из всех 
партийных и государственных учреждений, а тех, кто вознамерится препятствовать 
этому, строго наказывать. Подробный отчет об операции лег на стол Бормана, 
который изыскивал новые и новые средства, стараясь смыть с себя подозрения в 
причастности к злополучному перелету. 
      Чтобы выразить свое негодование по поводу поступка бывшего шефа, он решил 
даже сменить имена своих детей. Гесс был крестным отцом Рудольфа, родившегося 
[287] 31 августа 1934 года, а фрау Ильзе Гесс приходилась крестной матерью 
Ильзе, появившейся на свет 9 июля 1931 года. После измены заместителя фюрера 
детей стали называть соответственно Гельмутом и Эйке. 
      Борман использовал любую возможность, чтобы усилить гонения против всех, 
кто имел хоть какое-нибудь отношение к Гессу. Под общую гребенку в руки Мюллера 
и Гейдриха попал даже гауляйтер Боле. Однако благодаря вмешательству 
рейхсляйтера НСДАП его быстро оправдали и выпустили. 
      Ильзе Гесс утверждала, что ничего не знала о планах мужа. Однако ей не 
давали покоя, и она пожаловалась Гитлеру на действия Бормана. Мартину пришлось 
поубавить рвение. В доказательство своей непричастности фрау Гесс предъявила 
фюреру письма, присланные мужем из Англии. По стилю и содержанию они напоминали 
бессвязный бред сумасшедшего. Борман немедленно создал группу цензоров и 
приказал: впредь подобные письма не должны доходить до фрау Гесс. Но Гитлер 
распорядился снять с нее всякое наблюдение и назначить пенсию в соответствии с 
министерским окладом ее мужа. Однако Борман затягивал с выплатой пенсии — он 
был большой мастак на такие дела. После длительной переписки о доме Гесса в 
Берлине, который — как вдруг выяснилось — тоже числился на балансе партии, 
Борман содрал с фрау Гесс двойную цену за дом и лишь после этого начал выплату 
пенсии. 
      Одним из упрямцев, выступивших в защиту Гесса, был все тот же профессор 
геополитики мюнхенского университета Хаусхофер, знавший Гесса еще студентом и 
поддерживавший с ним тесные отношения в последние годы. За дело профессора, 
которому исполнилось семьдесят два года, и его сына Альбрехта Мартин взялся с 
особой свирепостью. [288] 
      Обоих арестовали, причем сына продержали в тюрьме долгое время. Научные 
труды отца были запрещены{40}.