Суть его сводилась к тому, что Гесс, [281] подверженный душевному недугу (на 
самом деле он был вполне здоров), под влиянием гипнотизеров и астрологов впал в 
кризисное состояние и вообразил себя исполнителем некой особой миссии{38}. 
Говорилось также о необходимости установить степень причастности представителей 
упомянутых эксцентричных профессий к данному инциденту. 
      Обоих адъютантов Гесса, хотя они ни в малой мере не были посвящены в 
детали всей этой истории, отправили в концентрационный лагерь. Всех, кто в 
последние дни видел Гесса, допрашивали; многие оказались под арестом. 
      Многие подозревали, что именно Борман подговорил Гесса совершить этот 
полет. Однако Гесс действительно верил в свой шанс обезопасить Германию от 
удара в спину во время войны против Советского Союза. Конечно, Мартин знал о 
пристрастии заместителя фюрера к «нетрадиционным» наукам. Гесс изучал труды 
древних египетских астрологов и восхищался профессором геополитики мюнхенского 
университета Карлом Хаусхофером{39}, преклонявшимся перед научными достижениями 
древних. Удивительно, но именно этот чудаковатый профессор, лекции которого 
Гесс посещал еще в 1920 году, оказал неоценимую услугу Борману. Как и Гесс, 
Хаусхофер верил в предчувствие и предвидение. Его астрологические [282] 
выкладки «свидетельствовали» о том, что немцы станут расой господ, Германия 
раскинется от Атлантики до Урала и объединится с Японией, и эти предсказания 
его студент внес в «Майн кампф» своего фюрера. 
      Мистицизм в трактовке Хаусхофера разделяли многие представители 
нацистской верхушки, включая самого Гитлера. С началом второй мировой войны 
профессор горячо проповедовал свою теорию о том, что, согласно мистическим 
признакам, конфликт с Англией на раннем ее этапе являлся серьезной ошибкой. 
Гесс оказался тем проводником, посредством которого идеи Хаусхофера достигали 
Гитлера. 
      Разделяя теорию профессора, Гесс предложил договориться с англичанами о 
разделе мира на сферы влияния. Впервые он обсудил эту тему с фюрером в октябре 
1940 года. Идея Гитлеру понравилась, но он не знал, как ее осуществить. Гесс 
поделился планами со своим штабсляйтером. Борман предположил, что в таком деле 
наиболее эффективным средством могли бы оказаться личные связи с влиятельными 
английскими деятелями, способными произвести соответствующую подготовку внутри 
самой Англии. Заместитель фюрера внял этому совету и решил действовать через 
герцога Гамильтона, с которым у него некогда установились дружеские отношения — 
оба фанатично любили летать. Герцог на письма не отвечал (ведь Германия и 
Британия находились в состоянии войны), и Гесс решил добраться до его имения и 
побеседовать лично. 
      Несколько месяцев Гесс готовился к дальнему одиночному перелету, изучал 
навигационную специфику воздушного путешествия из Германии в Шотландию. Второй 
после фюрера человек в НСДАП имел в собственном распоряжении современный боевой 
самолет «Мессершмитт-110». Для обеспечения дальнего перелета на фюзеляже 
истребителя был [283] смонтирован дополнительный бак для горючего. За неделю до 
вылета, 4 мая, сразу после завершения сессии рейхстага Гесс в личной беседе с 
Гитлером вновь убедился в том, что фюрер не возражает против его идеи разделить 
весь мир на две сферы влияния. 
      Интересно мнение камердинера Гитлера Линге, который был свидетелем сцены, 
разыгравшейся 11 мая, когда Борман несколько минут поносил своего бывшего 
патрона, обвиняя его в измене, и проводил параллели с предательством в Пархиме. 
Скорее всего, такое поведение стало проявлением страха: рейхсляйтер НСДАП 
опасался, как бы фюрер не заподозрил его в соучастии. Линге увидел тогда в 
выражении лица и в глазах Бормана свидетельство того, что полет Гесса был для 
него полной неожиданностью. В течение следующих дней Мартин подробно записывал 
в дневнике все о происходивших событиях и потом тщательно анализировал записи. 
Не мудрено: этот момент мог оказаться переломным в его жизни. Либо он выстоит и 
сделает еще один шаг наверх, либо сорвется, и тогда вчерашние вассалы растопчут 
его. Конечно, он собрал на них горы компрометирующих материалов, но кто 
прислушается к нему, если он попадет в опалу? 
      12 мая, едва Би-Би-Си сообщило о перелете и пленении Гесса, Гитлер 
приказал на следующий же день созвать в Оберзальцберг всех рейхсляйтеров и 
гауляйтеров. Телетайп Бормана работал безостановочно; невзирая на расстояния, 
почти все приехали вовремя. О случившемся они знали лишь то, что сообщалось в 
первом заявлении, и, сталкиваясь с Борманом в Бергхофе, забрасывали его 
вопросами. Но тот, напустив [284] на себя важный вид занятого человека, 
отмахивался от назойливых коллег. Наиболее влиятельные особы все-таки 
прорвались к Гитлеру, но прочих Борман приказал не пускать. 
      Геринг, еще не лишившийся благосклонности фюрера, задал Гитлеру вопрос о 
преемнике Гесса и сразу высказался против кандидатуры Бормана, отметив, что на 
самом деле внутри партии у рейхсляйтера НСДАП были только враги. Лею, 
сброшенному Борманом с прежде завоеванных высот и долгое время терпевшему от 
него притеснения, представился удобный случай расквитаться. Приняв стойку 
«смирно», он отрапортовал, что, несмотря на занятость, готов взять на себя 
обязанности заместителя фюрера по делам партии. Лей тут же подчеркнул, что 
первый помощник предателя ни в коем случае не должен стать преемником предателя.
 Гитлер пообещал Герингу и Лею, что ни при каких обстоятельствах не назначит 
Бормана своим заместителем по делам партии. Кроме того, он заявил о намерении 
взять на себя ответственность за промахи политических лидеров и упразднить бюро 
Гесса: по обыкновению, фюрер не стеснялся давать обещания, ибо не считал себя 
обязанным их выполнять. 
      К 4 часам пополудни в гостиной собралось около семидесяти человек. Гитлер,
 Геринг и Борман вышли к ним с траурной торжественностью.