а затем сам же изыскал (понадобилось менее двух лет) достаточные доводы, чтобы 
убрать их. С другой стороны, был составлен список «потенциальных кандидатов» — 
бывших партийных лидеров, смещенных за пьяные дебоши, в свое время весьма 
распространенные среди среднего звена руководителей, или изгнанных гауляйтерами 
за непокорность. Реабилитация и возврат утраченных благ превращали этих людей в 
верных слуг, готовых исполнить любой приказ благодетеля. [250] 
      Труднейшая партия против гауляйтеров доставляла Борману истинное 
наслаждение, и он с удовольствием вникал в тонкости этой игры, изобретая все 
новые приемы и маневры. Он даже составил особый дополнительный «список 
запасных» — перечень кандидатур на случай гибели кого-либо из гауляйтеров. 
      Возвращаясь к случаю Йозефа Вагнера, отметим, что он принадлежал к 
представителям «старой гвардии» и, как многие его коллеги, прежде был школьным 
учителем. Став гауляйтером Вестфалии, где находился его родной Бохум, он 
приложил немало усилий, чтобы привести глубоко религиозное католическое 
население округа под знамена со свастикой. Когда гауляйтер соседней Силезии был 
со скандалом изгнан с поста, полномочия Вагнера распространились и на этот 
округ. Он также получил должность главного комиссара обоих округов и успешно 
руководил программой выпуска продукции военного назначения. Словом, своими 
деловыми качествами Вагнер заслужил уважение Гитлера, высоко ценившего его 
организаторские способности. 
      Однако, с точки зрения Бормана, у Йозефа Вагнера был непростительный 
недостаток: он сам и вся его семья были глубоко религиозны. Вагнер старался не 
отторгнуть верующих от церкви, а примирить религию с национал-социализмом. В 
глазах рейхсляйтера НСДАП такие действия граничили с изменой, и потому 
впоследствии он несколько раз обращался к фюреру с предложением урезать 
полномочия гауляйтера, пока не добился своего. 
      После нескольких попыток Борман все-таки уговорил Гитлера отнять у 
набожного Йозефа Вагнера один из округов и 5 декабря 1939 года от имени фюрера 
направил гауляйтеру предписание о возвращении в Бохум и прекращении его 
полномочий в Силезии, часть которой теперь надлежало объединить с частью [251] 
захваченной польской территории в новый округ. Половина Силезии должна была 
перейти в распоряжение заместителя Вагнера, убежденного атеиста. На пост 
гауляйтера другой половины Борман планировал назначить Карла Ханке, до той поры 
занимавшего пост заместителя министра пропаганды (собственно говоря, его 
ссылали в Пруссию, поскольку он проявлял излишнее внимание к жене министра, 
когда Геббельс завел роман с Лидой Бааровой). Однако Вагнер не пожелал 
подчиниться указанию Бормана (хотя тот ссылался на фюрера), выдержанному в 
резком командном тоне, и отказался делиться властью. Гитлер же не торопился 
использовать силу своего приказа, и мятежный гауляйтер еще целый год продолжал 
сидеть на двух стульях.
      * * * 
      В конце войны, когда любовница Мартина, актриса Маня Беренс, пережившая 
бомбежки Дрездена, пожаловалась, что панически боится авиационных налетов, 
Борман в письме ответил, что людям ее веры следовало бы радоваться возможности 
оставить юдоль слез и вознестись на небеса. «Чуткий» патриот начертал эти слова 
в те дни, когда Германия уже потеряла в войне сотни тысяч солдат и десятки 
тысяч мирных жителей. Его отношение к христианству было примитивным, 
демагогическим и сложилось в период мощной антирелигиозной кампании начала 
двадцатых годов. Тех, кто не отличался ревностной верой, следовало отпугнуть от 
церкви угрозами преследований; тех же, кто упорствовал в приверженности 
христианской вере, надлежало изолировать от остальных, согнав непокорных в 
концентрационные лагеря. Прежде всего немцы должны были поклоняться Адольфу 
Гитлеру. 
      Однако религию невозможно победить, не предложив [252] новые идеи взамен 
прежних. Поэтому время от времени рейхсляйтер НСДАП разражался пространными 
меморандумами (естественно, их готовили помощники рейхсляйтера). Однако Борман 
не очень-то полагался на свои доводы в борьбе с «идеологическими врагами» — так 
он называл истово верующих. Поэтому обычно он не бахвалился своим неверием 
прилюдно. С началом войны антихристианская деятельность Бормана явно усилилась 
и обрушивалась на немцев новым валом после каждого очередного успеха на фронте, 
которые рейхсляйтер трактовал как свидетельства сверхъестественной силы самого 
Гитлера. 
      Упрощенные представления о сути христианских церквей создавали у него 
впечатление, что не составит труда разгромить их, лишив финансовых источников. 
Вскоре после начала войны Борман потребовал от графа Шверина фон Крозига, 
министра финансов, прекратить государственное субсидирование церквей, тем самым 
подталкивая их к созданию собственных фондов. Одновременно он старался 
оказывать на них давление и другими способами. В рамках программы 
финансирования войны все коммерсанты, предприятия и корпорации должны были 
вносить оборонный налог, и церковь не была исключением. Для протестантской 
церкви размеры этого сбора составляли один миллион рейхсмарок в месяц, для 
католической — восемьсот тысяч. 18 января 1940 года Борман поручил Герхарду 
Клопферу, возглавлявшему в его ведомстве юридический отдел, официальным письмом 
известить министра финансов, что рейхсляйтер НСДАП считал эти требования 
заниженными. «В отличие от всех прочих немцев, — говорилось в послании, — 
христианские священники не воюют на фронте и уклоняются от тяжких обязанностей, 
которые принимает на себя каждый немец, как глава и защитник своей семьи». 
[253] 
      Размеры сборов со всех религиозных конфессий были увеличены под предлогом 
возросших потребностей обороны. Невыплата налога грозила конфискацией