Фрика, Ламмерса и министра экономики Функа — перспектива его отсутствия вовсе 
не огорчит. Казалось бы, теперь они могли спокойно обсуждать свои 
профессиональные проблемы, ибо отпала необходимость по любому поводу 
испрашивать одобрение Гитлера (его теперь занимали лишь проблемы военного 
характера) и не довлел надзор стража интересов партии. Однако ядро совета, 
предоставленное само [243] себе, фактически бездействовало: Геринг оказался 
слишком беспечным, Фрик — законченным формалистом, Ламмерс — чересчур робким, а 
Функ чрезмерными амбициями не страдал. Все они исходили из того, что важнейшие 
вопросы фюрер по-прежнему будет решать сам, и потому (лишь бы не наделать 
ошибок!) обсуждали только те проблемы, которые не имели отношения к войне. 
      Впрочем, и этой независимости скоро пришел конец. 6 октября 1939 года 
весь штаб возвратился в Берлин. На следующий день Борман с гордостью записал в 
дневнике, что для поездки в Оберзальцберг Гитлер предложил ему воспользоваться 
своим новым самолетом «Кондор». Прежде всего рейхсляйтер НСДАП занялся 
назначениями на высшие посты в новых округах Данциг и Вартеланд. В древнем 
ганзейском городе у руля остался гауляйтер Форстер, а во вновь образованном 
округе Вартеланд высший партийный пост занял бывший председатель городского 
сената Артур Грейсер. Оба новоиспеченных гауляйтера получили указание как можно 
быстрее наполнить вновь обретенные земли «германской кровью», для чего 
следовало изгнать поляков и евреев. Им предстояло самим решать, как этого 
добиться. Со своей стороны, фюрер гарантировал, что никто не посмеет задавать 
какие-либо вопросы до тех пор, пока цель не будет достигнута. Борман же 
объяснил им суть заранее продуманных и подготовленных методов. Специальные 
команды СС уже занялись своей работой: уничтожением и депортацией местного 
населения. 
      Генерал Франц Гальдер, начальник генерального штаба, начал готовить 
списки офицеров для представления к наградам. 5 октября он записал в дневнике: 
«Уничтожение евреев — непременное условие нового порядка». В тот же самый день 
Форстер пожаловался Гитлеру и Борману, что командиры вермахта зачастую 
проявляют непонимание мер, предписанных [244] в отношении демографической 
политики. Не прошло и двух недель, как фюрер направил начальнику штаба высшего 
командования вермахта (ОКБ) генералу Вильгельму Кейтелю приказ, в соответствии 
с которым войска должны оказывать властям полное содействие. Смысл распоряжения 
Гитлера: освободить «жизненное пространство», не останавливаясь ни перед чем. 
Однако вермахт не подходил для проведения широкомасштабных карательных операций.
 
      Рейхсляйтеру НСДАП и вновь назначенным гауляйтерам предстояло превратить 
завоеванную страну в полигон для отработки «техники обезлюживания». Для 
осуществления этой программы Борман, изучив собранные партийной канцелярией 
личные дела, подобрал на административные должности на территории Польши 
особенно фанатичных и неразборчивых в средствах нацистов. Его совершенно не 
заботил тот факт, что эти люди стали быстро обогащаться и жили в роскоши, в 
отличие от оставшихся в Германии сограждан, переведенных на скудный военный 
паек. Но, к великой досаде Бормана, многие из этих разжиревших породистых 
партийных жеребцов не смогли устоять перед искушением насладиться прелестями 
соблазнительных польских красавиц. Узнав об этом, весной 1940 года Гитлер 
приказал министру внутренних дел немедленно уволить всех чиновников, «лишенных 
чувства национальной гордости», и конфисковать их имущество. 
      Это противоречило существовавшим законам, но неисполнение приказа фюрера 
грозило ослушнику катастрофическими последствиями. Фрик постарался вывернуться. 
Он представил Гитлеру докладную записку, в которой говорилось: если приводить в 
исполнение последний приказ, то придется наказывать и всех тех, кто в последние 
годы был замечен в сексуальных связях с чешскими женщинами... включая тысячи 
[245] солдат вермахта! Протектор Праги Константин фон Нейрат и 
генерал-губернатор Кракова Ганс Франк поддержали Фрика. В итоге дело 
застопорилось, досье остались лежать на полках, покрываясь пылью. Никак не 
вмешивался и Борман, обычно столь бескомпромиссный и последовательный 
исполнитель воли фюрера. Быть может, он поступил так из сочувствия к соратникам 
по партии? Вовсе нет. Мартин усмотрел в таком развитии событий возможность 
заполучить богатую добычу: существенно пополнив коллекцию сведений о чужих 
прегрешениях, он мог рассчитывать на уступчивость и содействие огромной армии 
провинившихся влиятельных чиновников. Наказывать всех бессмысленно. Однако 
«вывернуть руки» отдельно взятому чиновнику не составляло труда. 
      Эти инциденты не имели первостепенного значения, и участие Бормана в этом 
деле было относительно скромным. Уж ему-то зачастую выпадал шанс обсудить с 
фюрером те или иные проблемы. Хорошо изучив своего патрона, Мартин умел влиять 
на его решения. Франк называл его подхалимом и лизоблюдом, но в этом состояла 
лишь половина роли, взятой на себя Борманом. Другая половина состояла в 
безграничном искреннем поклонении и полном повиновении трудолюбивого выскочки, 
поддавшегося очарованию выдающегося психопата. Гитлер не терпел рядом с собой 
оппонентов, позитивное отношение окружающих служило ему жизненно необходимым 
стимулом. Борман идеально удовлетворял всем условиям. Однако по объективным 
причинам с начала войны до весны 1941 года влияние рейхсляйтера НСДАП немного 
убавилось, ибо в этот период Гитлер с головой ушел в планирование и стратегию 
захватнических кампаний, а Борман — коричневая тень фюрера — не имел 
непосредственного отношения к делам военного характера. [246] 
      Впрочем, рейхсляйтер НСДАП не сидел сложа руки. Он занялся «проблемами» 
поляков, евреев и христиан. Борман использовал любой предлог, чтобы раздуть 
очередную антисемитскую кампанию. Так, в конце 1939 года появились 
предположения, что латинский шрифт может иметь еврейское происхождение. В