значение еще и потому, что в личном секретариате Гитлера служил Альберт, к 
которому старший брат отнюдь не испытывал нежных родственных чувств. Взять в 
свои руки осуществление секретного проекта «Эйтаназия» означало отличиться в 
глазах фюрера. Борман хотел бы поручить дело министру здравоохранения Леонардо 
Конти, с которым он был дружен еще со времен своего пребывания в должности 
распорядителя «кассы взаимопомощи» НСДАП. Он пригласил начальника 
рейхсканцелярии Ламмерса, ведавшего официальным учреждением государственных 
структур и утверждением их штатов. Борман повел разговор таким образом, чтобы 
собеседник сам пришел к мысли поручить проект доктору Конти, подчеркнув, что 
будущий руководитель должен быть лицом достаточно опытным и высокопоставленным, 
чтобы умело организовать работу институтов, лабораторий и клиник, которые будут 
заниматься проблемами «милосердного умерщвления». Однако Гитлеру не понравился 
план Конти, предполагавшего умерщвлять жертвы посредством передозировки 
лекарственных средств: фюрер счел этот путь слишком долгим и дорогостоящим. 
      Выбор был сделан в конце октября: приз достался Бухлеру и доктору Карлу 
Брандту, которые получили право на внедрение системы массовых убийств (по самым 
скромным подсчетам, жертвами программы «милосердного умерщвления» стали более 
шестидесяти тысяч человек) и рьяно взялись за дело, следуя принципу «Фюрер 
приказывает — мы исполняем». Рейхсляйтер Бухлер и его «личная канцелярия 
фюрера» до той поры не могли похвастаться широкой известностью [240] и 
влиятельностью, поскольку из благоразумия старались не вторгаться в сферу 
деятельности партийной канцелярии Бормана. Однако, победив в состязании на 
ничейной территории, Бухлер получил шанс наконец-то заявить о себе, сыграть 
главную роль в «проекте исторического масштаба». Обладая немалым 
административным опытом, он сразу заручился поддержкой Геринга, Гиммлера и 
Фрика{35}. 
      Однако вскоре у Мартина появился повод позлорадствовать: конкуренты 
ошиблись, и рейхсляйтера НСДАП призвали на помощь, чтобы исправить положение. 
Как оказалось, взявшиеся за дело растяпы умудрились споткнуться на ровном 
месте: родственникам умерщвленных посылали одинаковые извещения о кончине 
вследствие аппендицита, тогда как некоторым жертвам аппендицит был давно 
удален! Епископы всех конфессий дружно заявили протест, а поверенный фюрера в 
Штутгарте обратился в министерство юстиции с требованием возбудить следствие по 
делу насильственных смертей в госпиталях и в домах для умалишенных. 
      О связанных с проектом «Эйтаназия» происшествиях в домах для умалишенных 
стало известно широкой общественности. Партийные функционеры со всей страны 
завалили бюро Гесса срочными депешами, испрашивая соответствующие инструкции. 
      Так, гауляйтер Франконии Зиммерман хотел точно знать суть поставленного 
перед докторами задания, чтобы «правильно» отреагировать на их действия [241] в 
больнице для душевнобольных, расположенной в его округе. Естественно, Борман не 
мог открыто изложить в письме критерии, по которым отбирали жертв этой 
программы. Поэтому он ответил лишь, что руководство проектом поручено 
рейхсляйтеру Бухлеру, приказам которого и подчиняются эти врачи. Однако 
Зиммерман вновь обратился с запросом, отметив, что, лишенные внятного 
объяснения, многочисленные случаи смерти больных чрезвычайно будоражат 
общественность. Тогда Борман пояснил первопричину волнений тем, что «вообще-то 
извещения родственникам составляются по-разному, но пару раз знакомые между 
собой родственники умерших получили извещения одинакового содержания». Он не 
забыл также отметить, что, несмотря на противодействие со стороны определенных 
кругов (то есть духовенства), все ответственные деятели партии обязаны 
оказывать поддержку работе докторов в этом направлении. 
      Естественно, Бухлер получил взбучку за промахи, вследствие которых 
осуществление гитлеровского проекта оказалось под угрозой. Бланкенбург, 
заместитель Брека, был отправлен в длительную командировку с заданием оказать 
помощь гауляйтерам на местах. Программа действий партийного аппарата состояла в 
следующем: 
      — приказ фюрера не отменен, и его надлежит выполнять; 
      — планом предусмотрено применение эйтаназии в 120–130 тысячах случаев, а 
на данный момент этот показатель составляет 30 тысяч; 
      — предотвратить утечку информации о ходе осуществления проекта; 
      — впредь уведомления родственникам составлять более находчиво. 
      Обеспокоенность общественности, не получившей объяснений, не спадала. 
Оглашать суть проекта в [242] подобной ситуации — дело рискованное. Поэтому в 
конце концов по устному приказу Гитлера осуществление программы «Эйтаназия» 
было приостановлено. Бухлер не извлек пользы из представившегося шанса 
отличиться. Борман же достиг апогея власти и ликовал: никому не удалось 
превзойти его в умении безошибочно и точно выполнять любые тайные операции, 
задуманные фюрером. 
      Похоже, между дьяволом и его приспешником шла негласная игра в «сделай то,
 не знаю что»: в воспаленном мозгу первого рождалась очередная кошмарная 
фантазия — изощренная изобретательность второго превращала ее в кошмар наяву. 
Пример Бухлера вновь доказал, что в такой игре Борману не было равных.
      * * * 
      На первый взгляд могло показаться, что с началом войны против Польши 
Борман должен был отойти на второй план, уступив главные роли специалистам в 
военной области. Однако он официально поставил Ламмерса в известность о том, 
что останется при штабе фюрера и вместе с ним покинет Берлин, а потому не 
сможет присутствовать (как представитель заместителя фюрера по делам партии) на 
заседаниях совета министров по вопросам обороны. Участие Бормана в работе этого 
органа стало правилом, но он хорошо понимал, что прочих членов совета — Геринга,