потребовал еще более ранние сведения (относительно еще двух поколений предков), 
чем те, которые хранились в приходских церквах. Приходилось обращаться к 
священникам с просьбами поднять более старые архивы. Многие святые отцы 
отрицательно относились к идеям нацизма и препятствовали получению таких 
документов. Борман решил переложить решение этой задачи на аппарат НСДАП и 
профессиональных специалистов в области генеалогии. Однако этот шаг не дал 
положительных результатов в изучении его собственного происхождения. 
      Г. Борман, офицер налоговой полиции Франкфурта, [177] прислал рапорт, из 
которого следовало, что проживавшая в тех местах семья Борманов известна с 
XVIII века — почти все ее члены были представителями таких престижных профессий,
 как врачи, священники, ученые и преподаватели. Однако в результате проверки 
надежда вновь обрести славные корни рассыпалась, как и в случае с гипотезой 
происхождения из семьи вестфальских крестьян Борманов, данные о родословной 
которых восходили аж к 1508 году. Мартин поведал своему старшему сыну 
фантастическую историю о том, как их предки мигрировали из фландрских предгорий 
в Вестфалию, где завладели обширными землями, а выходцы из этой семьи 
впоследствии прославились в Северной Германии ученостью и успехами на 
государственных постах. 
      Согласно требованиям партии, непредоставление сведений о ком-то из 
предков могло стоить мандата. В январе 1936 года Центр генеалогических 
исследований НСДАП представил результаты своих изысканий: несмотря на все 
старания, происхождение обоих дедов установить не удалось. Кроме всего прочего, 
такой поворот событий затруднял осуществление одного из помпезных проектов 
Гиммлера, задумавшего в одном из конференц-залов своего ведомства создать 
огромное панно с изображением генеалогических древ высших чинов СС. Однако 
группенфюрер СС Мартин Борман не мог предоставить соответствующих сведений. 
Один из партийных функционеров предложил Борману самому придумать герб и тем 
ограничиться, но тот решил подождать, надеясь, что дальнейшие поиски позволят 
приоткрыть завесу тайны.
      * * * 
      Работы в Оберзальцберге шли полным ходом. Построили новую казарму для 
личной охраны фюрера. Для огромного автопарка канцлера и его свиты возвели 
[178] просторный гараж, каждый метр которого обошелся во много крат дороже, чем 
в любом гараже на равнине. 
      В число возводимых объектов входила также комфортабельная гостиница для 
гостей. Однако, предварительно оценивая предложение архитекторов, Борман пришел 
к выводу, что предусмотренное ими расположение гостиницы принизит 
главенствующее положение Бергхофа. Поэтому для Платтерхофа — здания горной 
гостиницы — подобрали место ниже по склону и поодаль от резиденции фюрера. 
Случилось так, что фюрер увидел план, когда строительство гостиницы подходило к 
концу. Гитлер вдруг поинтересовался, где будет находиться бар, чем огорошил 
Бормана. Зная, что фюрер предал алкоголь анафеме, рейхсляйтер не собирался 
устраивать бар для гостей, однако не растерялся и заявил, что бар будет 
находиться в подвале. Пришлось изменять прокладку труб и переделывать систему 
технического обеспечения почти готового здания. Человек, который мог позволить 
себе осуществление столь дорогостоящей реконструкции, заслуженно получил кличку 
«герцог Оберзальцбергский». 
      Однажды фюрер пожаловался, что лучи солнца слепят его, когда он 
приветствует процессии своих почитателей с балкона Бергхофа. Через несколько 
дней вернувшись из поездки, Гитлер обнаружил, что балкон защищен от солнца 
кроной мощной липы. Не считаясь с трудностями и расходами, Борман привез в горы 
огромное дерево вместе с грунтом вокруг корней! 
      Борман отмечал в дневнике и главные этапы строительной эпопеи в 
Оберзальцберге. Так, 30 сентября 1936 года он записал: «Фюрер одобрил проект 
чайной». [179] Это строение, получившее название Келынтейн, находилось в 
пятидесяти минутах ходьбы от Бергхофа, и все последующие годы Гитлер любил 
прогуляться туда после ленча в компании избранных соратников. Поскольку чайная 
находилась на приличном удалении, такие прогулки позволяли Борману часто вести 
с фюрером беседы наедине. Более обстоятельные обсуждения происходили во время 
поездок на автомобиле к Хинтерзее — озеру у подножия горы Хохкальтер. Борман не 
поверял дневнику содержание своих разговоров с Гитлером — секретные сведения он 
держал в голове или хранил в сейфе, а упоминания о темах бесед со специалистами 
по текущим проблемам строительства вполне допускались. Датой 3 ноября того же 
года помечена запись «М. Б. советовался с герром Тодтом о строительстве дороги 
до Кельштейна». Проектировщика автобанов Тодта привлекли для обсуждения 
наиболее экстравагантной затеи: Борману требовалось заключение эксперта 
относительно возможности создания тоннеля для шоссе. Сей проект предназначался 
в подарок Гитлеру ко дню рождения. Кстати, прежде Борман сделал подарок самому 
себе, взяв под собственный контроль ферму при Оберзальцберге. 
      Во времена, когда землевладельцев призывали увеличивать урожай, а 
нацистские организации проводили рейды по сбору отбросов на корм свиней, поля и 
пастбища Оберзальцберга не должны были оставаться вне сельскохозяйственного 
оборота. Прежний управляющий фермы, дипломированный специалист, не смог на 
практике доказать свои способности. Конечно, его трудно винить: каменистая 
почва и климатические условия, недостаточно благоприятные для 
сельскохозяйственных культур, создавали объективные трудности. На ферме 
насчитывалось восемьдесят голов крупного рогатого скота и сотня свиней, но 
собранный урожай [180] оказывался столь малым, что большую часть необходимых 
кормов приходилось закупать, особенно для конного завода, где содержали более 
шестидесяти кобыл хафлингера (порода южнотирольских горных лошадей).